Искатель, 2009 № 07 - [2]

— Врачи говорят, что дите во чреве матери смеется и плачет, — слезливо добавила вторая понятая.

Рябинин глядел на сморщенное личико ребенка. Похоже, младенец продолжает плакать. Не понимал следователь жен-щин-детоубийц: предохраняйся, не рожай, оставь ребенка в роддоме…

— Может, у матери сложилось безвыходное положение, — вдруг предположила дворничиха.

— И она убила человека, — зло усмехнулся капитан.

Рябинин вспомнил: в былые времена тайно рожденных называли «зазорными младенцами». Мария Гамильтон, из шотландских дворян, жившая в России, убила своего новорожденного. Петр Первый казнил ее путем отсечения головы.

— Так бы всех преступников, — согласилась с царем понятая.

— Нельзя, — буркнул капитан.

— А почему?

— Секира затупится, — объяснил Рябинин.

Он начал составлять протокол. Описание помойки, привязка к улице и дому, контейнер, пластиковый мешок, поза младенца… Фотография… Участковый с опером пошли по квартирам.

Потом они разошлись, занявшись каждый своим делом: эксперт — вскрывать труп, капитан — искать роженицу, Рябинин — начать расследование…

3

«Анонимка

Не называюсь, потому что анонимка. Я не зечка, не наркоша и не бомжиха. Простая девушка, официантка. И пишу не по злобе, а, как говорят в американских фильмах, ничего личного. Тогда почему не пришла в милицию и не сообщила в открытую: потому что она моя подруга.

Знаю, что подлянка, но я советовалась. Знакомый адвокат сказал, что стучать западло и в былые годы много народу пострадало. А участковый заверил, что репрессировали правильно. Вот сейчас не сажают, поэтому все и воруют на полную катушку. Все тащат: деньги, шифер, морепродукты, заводы, а в пиво кладут димедрол. Я знаю двух братцев. Один ворует недвижимость — квартиры у старух, а второй движимость — иномарки припаркованные.

Я сигнализирую о преступлении не только против закона, но и против Бога! Господи, прости меня — подругу закладываю…

С мужчинами она соблюдала интимную дистанцию. Говорила, что Россию любит, но только не российских мужчин. Был у нее бойфренд, давно, года два назад… Снимал с нее стресс…

И вдруг как чайником по морде — беременна. Не говорит, от кого, а уже три месяца. Мне велела держать язык за зубами. Я и молчала.

А время шло. Беременность она ловко скрывала, живот подвяжет, платье-халат наденет, больничный возьмет… И вот пошла в отпуск. Вернулась — не узнать. Стройная, легкая, веселая… Родила… Как, что, кого родила, где ребенок? Мальчика

Диму и отправила к своим родителям. Резонно, потому, что живет в общежитии.

А меня что-то тормозит. Ведь рождение ребенка — событие. Почему же это событие катится на холостом ходу? Ребенка не показала, помощи не просит, грудью не кормит… Объяснила, что нет молока и младенец на искусственном питании.

Через пару дней меня как стукнуло. Ребенка отправила к родителям… Да она же сирота и выросла без отца-матери! Я подступила к ней с наглой силой: где ребенок? Она заплакала навзрыд и призналась, что от ребенка отказалась и оставила его в роддоме.

Взгрустнула я: с кем дружу? Она работает официанткой, есть зарплата и не прокормить ребенка? Правда, нет собственного жилья, но как бросить новорожденного человека в нашем хамском обществе?

Разуверилась я в своей подружке.

Вызнала у нее номер роддома и поехала проверить. Будто я ее сестра из провинции, интересуюсь судьбой оставленного мальчика Димы. Да, такая-то рожала, но почему оставленного мальчика? Мамаша родила и ребенка унесла, как и положено.

Где же он?

Я замкнулась. Не знала, что делать. Наступил у меня стресс. Ну не могла я свою догадку выразить откровенной мыслью и тем более пойти с нею в милицию. Заявить на близкую подругу.

Но тут в кафе прошел слух, что в мусорном бачке одного дома нашли трупик новорожденного. Назвать подругу не могу, но вы ее найдете. Извините за сбивчивость. Рита».

4

Рябинин пил кофе, озирая свой кабинетик. Место, куда положительная информация не поступает. Не потому ли оконные стекла кажутся закопченными? Они днями слышат про грабежи, изнасилования, убийства… Угрозы слышат, клевету, ложь… Рябинин попробовал вспомнить приятные вести, но они почему-то не вспоминались.

Капитан Палладьев, как всегда, вошел без стука. При его виде следователя задело двойственное чувство. Доброжелательное — поскольку нравился Рябинину этот светлый парень; настороженное — потому что ничего хорошего опер уголовного розыска принести не мог. Он и заговорил не о погоде и не о здоровье.

— Сергей Георгиевич, уголовное дело по младенцу из бачка возбудили?

— Да, убийство.

— Каким образом?

— Акта вскрытия еще не получил, но, скорее всего, задушен.

— Может быть, неосторожность?

— Каким образом?

— Бывали случаи, когда мамаши клали ребенка рядом и спросонья придавливали, — выдвинул Палладьев запасную версию.

— Игорь, мы же видели шейку ребенка.

Тогда капитан вынул из сумки два скрепленных тетрадных листка и положил перед следователем. Тот гмыкнул и, читая, гмыкнул еще раз; очки поправил два раза и усмехнулся три раза. Все это кончилось бодрыми словами:

— Игорь, вези ее ко мне.

— Сочинительницу анонимки?

— Нет, мамашу-преступницу.

Палладьев тоже усмехнулся — один раз. Но эта усмешка как бы отскочила от строгих очков следователя.