Искатель, 2009 № 02 - [50]

— Фирма зовется не то «Скиф», не то «Ксиф», — сообщила-таки Утятина. — Наметили ночь и договорились о цене.

— Кто брал деньги, кто копал, где?

— На старом кладбище.

— Там же не хоронят?

— Нелегально можно, у кого нет денег для кладбища центрального. Командовал сам Иван Архипович, рыли двое рабочих. Были еще люди…

Этого ночного действа Рябинин не мог представить. Какое-то средневековье. И ради чего? Чтобы попросить извинения у трупа?

— Мария Антоновна, но ведь ночь, темно…

— Светили.

— Факелом?

— Фонариками.

— Могила же, яма с гробом… Что там видно?

— А не глубоко, метр с небольшим, мама лежит как живая…

Рябинин удивлялся — не то на себя, не то на эту женщину. В молодости эти ее бредни оборвал бы, а сейчас слушает и даже пробует разобраться. Он не совсем понимал теперешний стиль жизни. Не сделался ли этот стиль английским, вернее, американским? К примеру, пропала интеллигенция — вместо нее либералы. А кто эта Утятина? С одной стороны, сетевой концепт-менеджер, а с другой — ночью выкапывает трупы.

— Мария Антоновна, неужели вас не удивило, что тлен не коснулся ее тела?

— Меня удивила родинка.

— Что за родинка?

— Такие зовутся «мягкими бородавками», крупная, темно-коричневая, на подбородке ближе к шее…

— Чего же удивительного?

— Раньше-то ее не было.

Рябинин много повидал вскрытых и невскрытых тел, но не знал, могут ли после смерти возникать родимые пятна. Надо спросить. у судмедэксперта Доры Мироновны. Но его насторожило другое:

— Как же вы смогли эту родинку высмотреть?

— Я уже говорила, что яма неглубокая. Легла на край могилы, навела фонарик… Увидев родинку, уже ничего не разглядывала. Лишь прочитала заготовленные слова. Ведь дали смотреть какую-то минуту…

Она закончила говорить, видимо, не договорив. Рябинину показалось, что недосказанное вырвалось без слов и повисло в воздухе, ожидая дополнительной энергии. Он ее добавил кратким и грубоватым восклицанием:

— Ну?

— Я им недоплатила тысячу долларов. Вчера зашла в этот «КСИС» и деньги внесла. Девушке, видимо менеджеру… По имени Изольда…

— Ну?

— У нее на подбородке темная родинка. Та самая…

24

Леденцов вместе с начальником РУВД вернулся от главы администрации района. Майор не сомневался, что от злости его лицо сейчас краснее собственной рыжей головы. Впрочем, голова давно пожелтела, словно выросла. Он вылез из машины, чуть не наступив на поджидавшего Лошадникова. Отпрыгнув, участковый заговорил:

— Товарищ майор, разрешите обратиться?

— Валяй, — раздраженно бросил на ходу Леденцов.

— Я насчет перевода в уголовной розыск…

— Лейтенант, завтра приходи в центральный парк и начнешь.

— Что начну?

— Служить в уголовном розыске.

— Что делать конкретно?

— Разве не знаешь, что завтра в парке пивной фестиваль? Представляешь, какие хлынут мутные потоки?

— Пива, товарищ майор?

— Лошадников, кто же пиво льет на землю?

— A-а, потоки карманников? — попробовал участковый понять суть этого стремительного разговора на ходу.

— Потоки мочи, лейтенант: на весь парк всего два туалета.

— А при чем тут милиция?

— Будем отлавливать.

— Кого?

— Писающих граждан.

Леденцов вошел в здание РУВД и направился к своему кабинету осторожно, словно боялся обварить встречных граждан злостью. Дня не проходило, чтобы не отвлекли на дела пусть важные, но не касающиеся оперативной работы: оцепление по поводу приезда зарубежного деятеля, оцепление по поводу приезда своего государственного деятеля, оцепление по поводу стихийного бедствия, оцепление по поводу шумного лагтинга, праздничное оцепление… А другие мероприятия — не оцепления? Подчиненный напился, ребенок пропал в подвале, пьяный с крыши стреляет, бродячие собаки напали на женщину с коляской, на балконе третий день мужик лежит: спит или труп?..

Возле окна дежурного взвился крик:

— Дойду до главного мента!

Голос вроде бы не мужской, не женский и не совсем человеческий — визгливая хрипотца. Леденцов подошел. Скандалила весьма пожилая женщина, вернее, старушка, а точнее — бабка. Леденцов спросил у дежурного:

— Что ей нужно?

— Ищет своего мужа, который пропал не то в прошлом году, не то в позапрошлом.

Леденцов подступил к ней, сообщив почти злым голосом:

— Гражданка, я главный мент!

— Не похож, — хихикнула она.

— Как это — не похож?

— Ростом не вышел, сивый…

— Гражданка, я был высоким и рыжим, но от скандальных посетителей выцвел и стал ниже.

— Чем это я скандальная?

— Вам же объяснили, что надо написать заявление.

— Какое заявление… Мне семьдесят девять лет, руки дрожат… Смотришь по телевизору ихние фильмы про ихнюю милицию… Там жалобщика не только выслушают, но и кофею нальют…

Словосочетание «ихняя милиция» легло на сознание с непонятной свежестью. Он работал не в ихней милиции, а в своей. За восемнадцать лет службы из рыжего стал почти белым, вернее, серым, а точнее, сивым. Это волосы, а с душой произошел ли обратный процесс — из белой и светлой не сделалась ли она темной и черствой?

— Бабушка, как вас звать?

— Серафимой Никитичной Бугоркиной.

Он привел ее в свой кабинет, устроил на самый удобный стул и спросил тягуче-сладковатым голосом, который полагал за вежливый:

— Серафима Никитична, чай, кофе, виски?

— Чего?