Искатель, 2009 № 02 - [47]

И ушла, не сомневаясь, что поможет. Отчего не помочь, если не допрос: протокол не нужен, и, главное, не надо включать ни волю, ни интуицию.

— Садитесь, как вас звать?

— Ирина Марковна.

— На что жалуетесь? — по-врачебному спросил Рябинин.

— На похоронное бюро. Всюду писала, и везде отказ.

— А в дирекцию кладбища? — конкретизировал вопрос следователь, коли дело похоронное.

— Как же, вот ответ.

— А в администрацию города?

— То же самое, вот…

— А в милицию?

— Даже заявление не приняли.

— Ну а в суд?

— Письменный отказ.

Перед Рябининым лежала стопка ее заявлений. Он пробовал вспомнить еще какой-нибудь официальный орган. Женщина решила ему помочь:

— Теперь пришла к прокурору. Если и вы не поможете, то пойду в Страсбургский суд.

Рябинин знал, что при изучении бумаг возникают неясности. Тем более заявлений граждан. Зачем читать, если проще выслушать живого человека?

— Ирина Марковна, расскажите кратко, в чем суть вашей жалобы.

— Мой супруг умер от инсульта.

— Давно умер?

— Почти год назад.

— Переживаете до сих пор?

— Виновата я сильно перед ним.

Допрашивая, нельзя задавать вопросы, которые повлекут кучу ненужной информации. Но Рябинин не допрашивал.

— Ирина Марковна, в чем, если не секрет, провинились?

— Увидела во сне, что Алексей, мой супруг, помер от инфаркта.

— Так, — такнул следователь, поскольку она дала паузу.

— И якобы помер десятого сентября…

— Так, — еще раз такнул Рябинин.

— А приснилось это второго сентября. Представляете ситуацию?

— Не совсем, — признался следователь.

— Сон второго, а десятое впереди. Мне бы промолчать, а я про сон Алексею сообщила. Теперь поняли?

— Нет.

— Именно десятого муж скончался. А не сказала бы, он бы жил.

— Неизвестно, — заверил ее Рябинин почти сурово, чтобы оборвать этот разговор.

Она усмехнулась с каким-то укоряющим подтекстом. Лучше бы прочел ее заявления, которые сочинялись наверняка без всяких подтекстов. Женщина молчала, словно выжидая, когда до него дойдет смысл ее слов. И Рябинин посоветовал:

— Если считаете себя виновной, то сходите на могилку, положите цветы.

— На прошлой неделе я повинилась ему лично.

— Как понимать «лично»? Он же умер…

— Да, но меня выслушал. Даже один глаз приоткрыл.

Рябинин шире открыл оба глаза. Поскольку не допрашивал, то протокола не вел и поэтому не знал, кто она. Возраст, занятие, образование… Тонкие, бескровные до белизны губы, как бы натянутые от одного угла рта до другого. Тяжелое длинное платье и тяжелые очки; Седоватые волосы легли на лоб и налипли на стекла: казалось, что глаза отставлены далеко от стекла и не смотрят, а подглядывают.

— Вы говорите о похоронах? — спросил Рябинин, хотя и тогда приоткрыть глаза он не мог.

— Нет, про ту же неделю.

— Он же в земле?

— Откопали.

— Вы?

— Рабочие, по моей просьбе.

— Зачем же?

— Повторяю: чтобы выпросить прощение.

— Но ведь труп сгнил! Какой «приоткрытый» глаз?

— Алексей лежал как живой. Ни волосинки с головы не упало.

Рябинин вздохнул от невидимой тяжести. Вместе с большой порцией воздуха пришла мысль: пусть с этой дамой разбирается Страсбургский суд. Если он что-нибудь поймет. И Рябинин спросил уже просто так, на всякий случай:

— Ирина Марковна, чем вы объясните такое состояние мужа?

— Особым даром Ивана Архиповича.

— Вы к нему обращались?

— А к кому же еще? Архипычу дадена божественная сила.

Рябинин смолк, как загустевший бетон. Иван Архипович из фирмы «КСИС», в которой побывал капитан. Где варят овсянку… Дело о. мумии приобретало новый и пока неясный оттенок.

— Ирина Марковна, мужа повидали, извинились… А на что жалуетесь?

— На Ивана Архиповича, взял с меня десять тысяч долларов.

— А на выкапывание мертвецов нынче какие расценки?

— С Марии Утятиной он взял семь тысяч.

Рябинину показалось, что ему на грудь легла вся тяжесть современной мещанской жизни с ее долларами, иномарками, особняками и средним классом. Но это лишь едко-вопроси-тельный взгляд женщины лег на его взгляд.

— Ирина Марковна, подождите идти в Страсбургский суд… Я попробую разобраться.

22

От райотдела до фирмы «КСИС» они ехали на такси: в своей машине или в милицейской капитан боялся засветиться. Вертолетоухий уже ждал с машиной — он засветиться не опасался. Капитан пробовал определить модель, но не удалось, поскольку летние белые ночи серы. Явно не «Лексус».

Антонина оделась, как за грибами: сапоги, плащ с капюшоном… Не хватало лишь корзины. Впрочем, был полиэтиленовый мешочек.

— Что в нем? — спросил капитан.

— Фонарик, бутерброды…

Доехав до старого кладбища, они вылезли и двинулись за лопоухим. Боясь споткнуться и оступиться, шли за ним гуськом, как по минному полю. Не шли, а петляли. Удивительно, как их проводник различал дорогу. Топали до тех пор, пока земля не образовала некоторый уклон — здесь кладбище упиралось в овраг, заросший кустами. Видимо, тут никто не ходил.

— Ступала ли сюда нога человека? — поинтересовался капитан.

— Пришли, — бормотнул проводник.

Он включил свой фонарь и осветил то, куда они пришли…

Заброшенный склеп. Вросшая в землю коробка из бурого замшелого кирпича. Сверху лежит бетонная плита — это уже новодел. Там, где положено быть кресту, торчит что-то вроде трубы. Кованая дверь с навесным замком проскрипела, будто гусь прогоготал.