Иштар Восходящая - [24]
Отказ от ношения бюстгальтера, как правило, ассоциируется с женской эмансипацией, хотя этому предшествовало политическое движение среди левых хиппи, включавшее в себя в том числе: отсутствие косметики, простую и дешевую одежду (как у мужчин, так и у женщин), обращение к йоге и хиропрактикам, путешествия автостопом и, возможно даже, выбор в пользу марихуаны перед алкоголем как социальным наркотиком. Определяющим фактором во всех этих случаях мы имеем желание избежать бесцельной траты денег; отсюда и сопротивление системе и срывание масок с публики. Это анархистская революция прямого действия, столь контрастирующая с политическими призывами либералов и марксистов, позволяет молодым увольняться с презираемой работы, путешествовать, ощущая настоящую свободу, которой в массе своей лишено старшее поколение. Они готовы даже терпеть определенные лишения, понимая, что платят этим за свою независимость. Известная фраза «Не имей ничего, что бы ты не мог положить в рюкзак и унести на себе» тоже часть этой культуры, вполне себе здравой, если человек намерен обрести счастье. Глупыми выходками это считают только те консерваторы, которых заботит в жизни единственная цель — благопристойно выглядеть глазах своих соседей. (Чуть позже мы подробнее поговорим об этой новой ментальности, которую Чарльз Райх назвал «Сознательность III». Есть определенные основания считать это очередной данью моде, хотя эта ментальность может и свидетельствовать о глубоких, необратимых изменениях).
Феномен плоской груди 1920-х особенно интересен еще и тем, что он совпал по времени с повсеместным ослаблением викторианских ценностей, в том числе и характерной для этого периода притворной стыдливостью. Социологи указывают на унисексуальные или протофеминистские приметы времени: женщинам в 1920 году было разрешено голосовать, а несколькими годами позже уже подчеркивать линию бюста; все шло к постепенной отмене сексуальной дискриминации. Но почему же в таком случае феминизм снова практически исчез в 1930-1950-е годы, истерически и озлобленно вернувшись в конце 1960-х годов? Почему культ плоской груди совпал с закатом грудного вскармливания (что оставило видимые следы на детях этого поколения, сейчас уже стариков, ненавидящих всех вокруг себя: негров, европейцев, азиатов и что уж там — подчас даже собственных детей)? И почему в ту же самую эпоху были запрещены любые наркотики и алкоголь (очевидно оральные привязанности), чему сопутствовало сильнейшее протестное движение, сравнимое лишь с революциями 1960-х? В психодинамике всех этих процессов еще предстоит разобраться.
Есть одна ирландская поговорка про пьяницу: «Виски сосет, словно яд из раны», упор тут как раз делается на оральный инстинкт алкоголика. Наивно верить, что можно остановить алкоголизм, запретив вообще продавать спиртное (позднее началась такая же кампания против марихуаны), однако таким способом и был введен «сухой закон». В 1920-е годы у власти не было ни одного демократического президента и не было принято ни одного закона, мало-мальски улучшившего благосостояние граждан. Когда Рузвельт отменил запрет и начал расточать щедрость на ту треть нации, которую он назвал «голодной, оборванной и бездомной», консервативный журналист Генри Л. Менкен подобрал очень точную метафору для этих общественных изменений: Рузвельт превратил правительство, как выразился Менкен, в «дойную корову с миллионом грудей».
В это же время параллельно с уменьшением груди начинает укорачиваться женская прическа, все более приобретая очертания «под мальчика». Подобная прическа, как и длинные волосы у парней в 60-е, двигали общество в сторону «унисекс-стиля», вместе с остальными переменами в стане «слабого пола». Было ли это отказом от сексуальности, за который боролись многие феминистки 1960-х? Не совсем — подол юбки начал расти все выше и выше, привлекая внимание к ногам как сексуальным объектам, а эротические сигналы начали поступать уже из области ниже бедер. Это был неизбежный закон природы: сексуальное влечение, если ему закрывали доступ спереди, тихонько прокрадывалось через черный ход.
Однако заметим: Для любого мужчины, рожденного после 1930-40-х годов, фотографии прелестниц 20-х выглядят странно и даже пугающе. Да, они, конечно, были женщинами и весьма привлекательными — НО ГДЕ ИХ ГРУДЬ? Скрытая под специальными бюстгальтерами для придания им скорее мальчишеского облика, она могла привлекать разве что латентных гомосексуалистов (которых официально как бы не существовало в ту славную эпоху высокой республиканской нравственности Гардинга — Кулиджа — Гувера; старомодной канонерской дипломатии, которой не хватало толики притворства заявить, что люди, к которым мы вламываемся, нас и пригласили; мнимо растущего фондового рынка, карманных фляжек и постоянного ощущения страшного преступления, когда ты делаешь глоток-другой из этой самой фляжки).
Американские женщины сдались и сдали грудь на милость победителю. Вильгельм Райх в Анализе характера, Фредерик Перлс в Подробно о гештальт-терапии, Александр Лоуэн в Измене телу и Уильям Шутц в Вот идет кто-то описывали пациентов, отказавшихся от какой-то части своего тела для избежания болезненного конфликта между биологическими потребностями и социальным лицемерием. «Подавление» груди в 20-е годы определенно соотносимо с гистерэктомией (удалением матки), распространенной в 1930-е; врачи тогда находили множество причин (сейчас все они признаны несостоятельными), чтобы удалить матку, после чего женщина никогда больше не могла бы иметь детей. В 1940-е годы, сообщая о женщинах, достигших зрелости в основном в те десятилетия, Кинси выяснил, что две из пяти неспособны достичь оргазма до двух лет после начала регулярной половой жизни. Возможно, что эти симптомы лишь часть той платы, которую вынуждено платить общество за мучительный переход от стыдливых викторианских нравов к современной «распущенной» этике. В таком случае, многие странности в нашем поведении вполне могут быть признаны доказательством того, что нам еще далеко до здоровой и адекватной сексуальности.
