Иштар Восходящая - [23]
Томас Карлейль впервые указал на то, что одежда выполняет в основном психологические функции. Описывая наших предков, первобытных охотников, он замечает, что «согревались они или в процессе охоты или залезая в пустое дерево либо под навес из коры и сушеных листьев, либо укрываясь в пещерах; одежда была нужна им только для украшения. Первым по-настоящему душевным порывом первобытного мужчины было желание украсить себя…». И первобытной женщины, конечно, тоже. В самом деле, то внимание, c каким одна женщина рассматривает наряд другой, связано с чем-то более тонким, нежели их отговорки, что одежда защищает от плохой погоды. Не в погоде тут дело: как-то одна дама спросила у мадам де Помпадур: «Не кажется ли вам, что мое жемчужное ожерелье слишком длинно?». «Нисколько» — последовал ласковый ответ, «оно просто пытается вернуться к истоку». Даже Жа Жа Габор не смогла бы тут ничего добавить, кроме своего умопомрачительного «Дорррогая».
Девушки из Верхнего Конго, в среде которых татуировки, шрамирование и раскраска тела выполняют те же функции, что и одежда наших женщин, считаются хорошо одетыми, будучи при этом абсолютно голыми. Сексуальность в таком случае нисколько не скрывается и не снижается, а только лишь доносится иными путями. Лоуренс Лангнер вполне убедительно доказывает в своем забавном эссе «Как важно носить одежду», что вещи помогают человеку сохранять сексуальность в любое время года в противовес ограниченным периодам влечения у других животных. Это на самом деле так, ведь человек, попавший в сообщество нудистов, как ни странно, не испытывает того сексуального возбуждения, которое ожидал испытать до визита.
Разумеется, отчасти сексуальный эффект одежды заключается в а) постепенном и очень медленном от нее освобождении — основе такого интересного культурного феномена как стриптиз; и б) так называемого «раздевания взглядом», столь типичного для мужчин. («За нами стоит очень соблазнительная девушка» — мог бы сказать Холмс Ватсону на улице. «Да ну, Холмс», мог бы ответить сконфуженный доктор, «как вы смогли посмотреть нам за спину?» «Я и не смог; я лишь внимательно наблюдаю за лицами мужчин, идущих к нам». Никакая эмансипация не избавит мужчин от этой привычки, только если будет принят закон, предписывающий кастрацию сразу же после рождения.
Обнаженная грудь полинезиек, очевидно, оскорбляла взор миссионеров, которые заставляли их прикрывать наготу свободными легкими платьями, сейчас известными как муу-муу. Как пишет Артур Гримбл, исследователь островов Гилберта и Эллис, результаты оказались прямо противоположными ожидаемым: «Ношение одежды, может, и начинается с Эдемского Сада, однако тропический рай она вконец испортила, потому что, появившись, способствовала развитию у туземцев похотливого любопытства, о котором раньше даже и речи не было». Чарли Чаплин добивался той же цели очень остроумно в одной старой короткометражке, где он в роли маляра неожиданно натыкается на статую обнаженной женщины в той комнате, где работал. Чарли краснеет, отводит глаза, а потом достает абажур и надевает его на статую на манер корсета, закрывая область от груди до бедер. Затем он отходит, подходит снова, заглядывает под абажур с весьма сладострастным выражением лица и только после этого продолжает красить. Мы, таким образом, можем отследить сексуальность скрытого одеждой нечто даже на примере ореховой скорлупы.
Эффект такой своеобразной игры в прятки лежит в основе моды, которая умело держит мужчин в напряжении уже долгие десятилетия, не давая угадать, какая часть заветной анатомии будет открыта на этот раз, а что будет надежно упрятано. На типичных порнографических открытках 1920-х падение интереса к груди происходит параллельно с подчеркиванием ног, поскольку это была эпоха торжества плоскогрудых девушек в коротеньких юбках. Аналогичным образом, когда в конце 40-х-начале 50-х длинные юбки начинают почти полностью закрывать ноги, дизайнеры стремятся акцентировать ягодицы, что заметно по подборкам «Плейбоя» тех лет. Главное правило женской моды гласит: «Если мы что-то скрываем, мы должны обязательно что-то открыть», поэтому во времена Наполеона француженки смело открывали грудь очень низким вырезом платья, но ни дюйм не приоткрывали ног: платья почти волочились по полу. Стриптиз моды, похоже, вечен: уходящее в одной эпохе возвращается в другой, и то, что мы получаем, мы теряем снова.
Стоит сказать, что один предмет одежды является сам по себе опровержением всех идей, гласящих, что скромность послужила причиной появления одежды. Я имею в виду, конечно, бюстгальтер — он не сделал грудь менее заметной, напротив, он сделал ее более заметной. Дизайн его потому и меняется столь часто, потому что он зависит от модных веяний конкретного момента: один может увеличить небольшую грудь, другой, наоборот, сделать крупную более изящной; один может подтянуть грудь, а другой опустить ее вниз; есть даже надувные бюстгальтеры. Лоуренс Лангнер в уже упомянутой книге цитирует одну шутку про три модели бюстгальтера: «Великий диктатор» (чтобы подавлять массы), «Армия Спасения» (чтобы поднимать дух) и «Желтая пресса» (чтобы делать из мухи слона). Во всех трех случаях главный фактор — тщеславие, а отнюдь не скромность.
