Ищу комиссара - [77]

Редозубов открыл дверцу.

— Пошел! — крикнул он, спрыгивая на дорогу. — Жми на всю катушку!..

…Переключившись на четвертую, водитель вновь выглянул на дорогу в зеркало заднего вида: Редозубов бежал по ледянке в обратном направлении…

16

Стажер оказался прав: полоса соснового бора была шириной всего лишь метров в восемьсот, максимум — в километр, затем впереди посветлело, бор оборвался, будто обрезанный ножом, и следы — почти под прямым углом — уперлись в лесовозную ветку.

Проводников, тяжело дыша, с трудом вытаскивая из сугробов отсыревшие унты, выбрался на колею. Дорога тянулась вдоль стены бора; по другую сторону, насколько хватал глаз, простиралась белая пустошь с редкими островками чахлых сосенок и торчащими кое-где черными пнями в снежных шапках. Слева дорога врезывалась в нетронутый массив корабельных сосен, а справа заворачивала за мысок выступавших из бора деревьев.

Там, в бору, в глубоком снегу, откуда только что выбрался капитан, следы двух человек и санок просматривались более чем отчетливо; теперь же замполит поначалу растерялся. Видимо, так же растерялись здесь и те двое: едва различимые на колее следы двух пар валенок метнулись вправо, потом влево; однако Проводников вскоре разобрал, что ушли все-таки не вправо — к магистрали, а влево — по направлению к газотрассе.

Полозьев вообще видно не было, но на вздутии между канавами от колес ясно виднелся след волока — то ли кузова санок, то ли кончика хлыста, свешивающегося с прошедшего лесовоза… и капитан догадался: мешка!.. Очевидно, полозья полностью помещались в канаве от кразовского колеса, но сложенные в санках мешки задевали снег на горбатине.

Капитан отвернул унты, выбил мокрый снег и, стараясь дышать поровнее, зашагал по колее, в сторону газотрассы. Как далеко ушли те двое, он не знал, но, наверное, двигались они медленнее, — он все же шел по следу, налегке, не задерживаясь и никого не опасаясь, они же, потеряв много времени на то, чтобы протащить через заснеженный бор отнюдь не детские санки, и здесь, на ветке, шли с остановками и с оглядкой.

Капитан опешил, когда увидел, что следы резко свернули с дороги в лес. Проваливаясь в снег едва ли не по пояс, Проводников выкарабкался к вековой сосне и, обогнув ее, остановился в недоумении. Следы оборвались. Он вернулся на колею и тут только понял: двое прятались за сосной от встречного лесовоза. Сколько драгоценных минут они провели здесь, ожидая, пока пройдет машина?.. На протяжении пяти или шести километров капитану попались еще три таких схорона, но больше всего времени двое потеряли, видимо, на разъезде, услыхав за поворотом воздушный сигнал, подаваемый водителями для того, чтобы предупредить встречную машину: путь занят. В этом месте дорога раздваивалась, сливаясь вновь через сотню метров, с тем чтобы автопоезда могли разминуться. Здесь, прячась за соснами, двое с санками просидели, должно быть, не менее четверти часа, — капитан, специально не разыскивая, без труда обнаружил четыре окурка «Беломора».

Когда пошел снег, Проводников был километрах в двух от схорона на разъезде. Снег сыпал мелкий и колючий, вроде бы редкий, но через полчаса следы исчезли совершенно. Капитан не очень огорчился: одноколейная ветка, зажатая в обеих сторон приспевающим сосняком, вела без выбора как тех двоих, так и его, а вздумай те с санками свернуть в лес, их следы не успеет замести так быстро, как на колее. Однако еще через километр Проводников остановился: здесь был перекресток. Ветки расходились под тупым углом — обе в направлении газотрассы, и какой путь избрали те двое, — оставалось лишь гадать. Замполит опустился на колени и, ползая по колее, попытался отыскать след; набирая в легкие побольше воздуха, пробовал выдуть свежий снег, — все было напрасно: снег, вздуваясь, залеплял только глаза.

Капитан бросился вправо и, пробежав метров двести, облегченно вздохнул: в припорошенной канаве, выбитой колесами КрАЗов, отчетливо виднелись следы двух пар валенок и две чуть вдавленные параллельные ленты от гладких — шириной в ладонь — полозьев. Эти следы были проложены по только что выпавшему снегу… Наверное, и те двое долго сомневались на перекрестке.

Теперь они были от замполита максимумов сорока минутах хода. В сорока минутах — если бы, конечно, стояли на месте и ждали Проводникова. Но они шли, шли упорно, быть может, ощущая уже погоню.

17

— Ну хорошо, — сказала Чистова. — Что вы можете добавить?

Калабин шмыгнул носом, облизал спекшиеся, в ссадинах, губы:

— Не знаю. Вроде бы все, гражданка… гражданин следователь.

Столь представительно его еще не допрашивали. Молодая веснушчатая женщина — следователь прокуратуры — она, должно быть, еще училась, когда Калабин следовал уже по этапу в места не столь отдаленные; незнакомый пожилой подполковник — он и вел, в основном, допрос; бывший начальник уголовного розыска Иван Лаврентьевич Собко— Калабин знал, что тот почти уж год как на пенсии, — все эти люди интересовались в конечном счете одним и тем же: автоматом, мехами, теми тремя, что находились сейчас где-то в кварталах лесозаготовок, куда выехали оперативные машины. Личная одиссея Калабина сама по себе никого особо не волновала. Он было привстал со стула и закричал: «Да-да! Это мое, гражданин подполковник!», когда секретарша внесла довольно потрепанную папку — уголовное дело по обвинению Калабина в хулиганстве; оказалось, однако, что дело извлекли из архива райнарсуда лишь для того, чтобы узнать из протокола установочные данные Леньки Молова, допрошенного три года назад в качестве свидетеля.