Ищем имя - [5]

Шрифт
Интервал

Случаи отсутствия имени также общественно значимы. Лишают имен каторжников, присваивают им номера. Этот «прием» переняли фашисты, стремясь превратить пленных в рабочий скот. В одном из племен Северной Америки берущий в долг теряет право на свое имя, пока не расплатится. С древности до поздних времен в русской деревне не употребляли женских имен, данных при рождении. Выдающаяся женщина в древнерусской литературе известна только по отчеству — Ярославна из «Слова о полку Игореве», дочь князя Ярослава (ее собственное имя Прасковья). Но по отчеству величали исключительно знать, а всем остальным женщинам, считалось, хватало производного из имени мужа — Иваниха, Павлиха. Даже в документах переписей привычны записи: «Якова дочь Ивановская жена сапожника» — она обозначена по именам отца и мужа, да еще по занятию мужа, а ее личное имя не указано, его никто не употреблял, что было продиктовано подневольным положением женщины в семье и обществе.


Уловив необходимость имени и его огромную ценность, но не понимая его общественной сути, объясняли все «потусторонней» силой, верили, что имя — сама душа человека, подобно тому как полагали одушевленными существами ветер, воду, огонь. Нет имени — нет души. С этим связано немало суеверий.

Дошло до того, что у папуасского племени маринг-аним на острове Новая Гвинея практиковалась кровавая охота за именами: делали вылазки к соседям и требовали, убивая: «Имя! Скажи свое имя!» Их объяснение — «имен не хватает». Ведь сколько имен, столько и душ; чтобы племя размножалось, надо отнимать у соседей имена вместе с жизнью. (Рассказано в книге Р. Кабо «Сыны Дехевия».)

У самых разных народов при болезни человека меняли ему имя, чтобы вместе с именем прогнать недуг: у чукчей северо-восточной Азии, у яванцев в Индонезии, у эскимосов Канады и др. Эскимосы меняли имя и после неудачной охоты.

Всюду детям давали имена, защищавшие от «нечистой силы». В тяжелых условиях, при отсутствии медицинской помощи детская смертность была огромной, в ней винили «злых духов». Дабы отогнать «нечистую силу» от взрослых и детей, придумывали имена устрашающие, отталкивающие либо обманывающие. Примеры бесчисленны у всех народов. В русских документах XV—XVII веков записаны воевода Волчий Хвост, служитель монастыря Дурак (на дурака-то злой дух не позарится); в завещании помещица дарит церкви деревню — «по приказу покойного мужа и господина моего Негодяя». Такие имена были в порядке вещей. В 1625 году документирован… дьякон, «сын дьяволов». Долго держался обычай: в семьях, где дети часто умирали, прятать их от чертей, затем инсценировать находку, делая вид, будто это совсем не тот, а чужой ребенок. Потому-то нередки были имена Найден, Ненаш и т. п. (отсюда фамилии Найденов, Ненашев).

Суеверием продиктовано общераспространенное в прошлом табу имен: подлинное имя хранили в тайне, человека знали под другим, ложным именем. Младший сын царя Ивана Грозного, убитый в Угличе, для всех был Дмитрий, а при рождении он получил имя Уар, которое от всех скрывали, но это не спасло его от ножа наемных убийц.

Столь же повсеместно распространилась вера в сверхъестественное могущество имен, способных сделать новорожденного сильным, богатым, красивым. В их числе Лев — древнегреческое Леон, Николай — древнегреческое «победитель народов», Виктор — латинское «победитель», Тамара — древнееврейское «пальма», Владислав — славянское «обладать славой». Конечно, новорожденный, как мы говорили, еще не проявляет ни одного из этих качеств, имя только молит, чтоб он стал таким. Турецкая девочка получила имя Бежбинэ — «пять тысяч». Именно такую цену (в лирах) заранее, при рождении назначили за нее родители, когда придет пора выдавать ее замуж. Не смешно, грустно. На том же уровне — обильные имена-заклинания у всех народов.


Все религии забирали себе власть над именами, объявляли их своей собственностью и делали их своим орудием. Не составляло исключения и христианство. Оно возникло на востоке обширной Римской империи, покорившей Средиземноморье. Несколько столетий власти запрещали христианство, опасаясь, что оно станет знаменем рабов и угнетенных Римом народов; его приверженцев беспощадно уничтожали. Но после того как рабовладельческий строй рухнул под натиском феодализма, пало язычество, христианство сделалось государственной религией. Укрепляя завоеванные позиции, оно утвердило новый набор имен, ядро которого составили имена деятелей первых веков христианства — в большинстве из стран Ближнего Востока. Поэтому отдавалось предпочтение именам семитских языков — арамейского, древнееврейского, сирийского и др. (Иоанн, Михаил, Мария, Анна). Затем шли имена древнегреческие (Александр, Андрей, Елена, Ирина) и латинские — из господствовавшего языка Рима; реже встречались славянские имена (Святослав, Владимир). Позже церковь широко пополняла список, объявляя святыми выгодных ей правителей.

Христианство не было единым. Отпала от Рима православная церковь с центром в Византии. Отделилась протестантская, не имеющая одного центра, — последователи Лютера оказались в Германии, Англии, Скандинавских странах, образовали множество сект. В подчинении папы осталась католическая церковь (местопребывание папы — Ватикан), сторонники которой населяют преимущественно Италию, Францию, Испанию, Западную Германию.


Еще от автора Владимир Андреевич Никонов
География фамилий

Фамилии — это своего рода живая история страны. В Европе они появились впервые в Италии в X—XI вв., затем во Франции, Англии и в других странах. Фамилии у русских сформировались только в XVI в.Какова история происхождения фамилий? Какие фамилии наиболее распространены? В каких районах чаще всего встречаются фамилии Иванов, Кузнецов, Попов, Смирнов? На эти и другие вопросы ответит данная книга.Для этнографов, широкого круга читателей.


Рекомендуем почитать
От философии к прозе. Ранний Пастернак

В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного.


«…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего

Подготовленная к 135-летнему юбилею Андрея Белого книга М.А. Самариной посвящена анализу философских основ и художественных открытий романов Андрея Белого «Серебряный голубь», «Петербург» и «Котик Летаев». В книге рассматривается постепенно формирующаяся у писателя новая концепция человека, ко времени создания последнего из названных произведений приобретшая четкие антропософские черты, и, в понимании А. Белого, тесно связанная с ней проблема будущего России, вопрос о судьбе которой в пору создания этих романов стоял как никогда остро.


Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка

Книга историка Джудит Фландерс посвящена тому, как алфавит упорядочил мир вокруг нас: сочетая в себе черты академического исследования и увлекательной беллетристики, она рассказывает о способах организации наших представлений об окружающей реальности при помощи различных символических систем, так или иначе связанных с алфавитом. Читателю предстоит совершить настоящее путешествие от истоков человеческой цивилизации до XXI века, чтобы узнать, как благодаря таким людям, как Сэмюэль Пипс или Дени Дидро, сформировались умения запечатлевать информацию и систематизировать накопленные знания с помощью порядка, в котором расставлены буквы человеческой письменности.


Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история

Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.


Университетские истории

У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.


Жан Расин и другие

Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.