Исчезновение Залмана - [6]

В гостинице Джейк принял душ. Завернувшись в полотенце наподобие тоги, он сделал запись в дневнике. Потом надел рубашку, завязал галстук, натянул брюки, надел пиджак. Посмотрелся в зеркало, застегнул на все пуговицы плащ и шагнул в проливной дождь. Он шел на восток, в сторону старой португальской синагоги, расположенной в бывшем еврейском квартале. «Сефардская синагога, – Джейку вспомнился родной вороний голос отца на другом конце провода, – была построена в семнадцатом веке. Это одна из самых почитаемых синагог во всем мире. Ты должен посетить ее, сынок». Отец умудрился прочитать ему целую лекцию о гордых сефардских евреях Амстердама, о том, что архитектура внутреннего двора в синагоге должна напоминать Храм Соломона. И вот теперь, продираясь сквозь потоки дождя, Джейк пытался представить себе, как будет выглядеть здание, в котором ему предстоит в этом году услышать пронзительный звук шофара.

По ассоциации с сефардскими евреями Джейк воображал здание в мавританском стиле. Синагога была обозначена на одной из карт у него в путеводителе, он знал точный адрес: угол Виссерплейн и Муйдерстраат. Но то, что он увидел, совершенно не соответствовало тому, что он ожидал. Похожее на куб здание было выстроено из темного кирпича и окружено балюстрадой так, что крышу почти не было видно. Джейк подумал, что эта массивная структура, возвышавшаяся над соседними строениями, – должно быть, старый банк, арсенал или же монетный двор. Он обошел здание вдоль ограды, отыскал главный вход и попытался открыть тяжелую дверь, над которой был барельеф пеликана, кормящего трех птенцов. Дверь была заперта. Джейк постучал снова. Никто не ответил. «Что за ерунда! Как синагога может быть закрыта в Йом Кипур? – подумал он, барабаня в дверь. – Наверное, это не то здание – и архитектура вовсе не восточная», – убеждал себя Джейк. Он отошел от кирпичного куба метров на триста, надеясь спросить у кого-нибудь дорогу, но вокруг никого не было. Джейк оказался в квартале старых, соединенных друг с другом кирпичных таунхаусов с высокими ступенями, белыми колоннами и портиками. Когда он решил вернуться на главную улицу, дверь одного из таунхаусов отворилась и две женщины и девочка шагнули прямо в дождь. Они медленно, с достоинством шли в направлении того места, где Джейк только что побывал. Женщины показались ему типичными голландками, принадлежащими к среднему сословию: светловолосые, белокожие, в добротных, неброских нарядах. Джейк всмотрелся. Лишь одно показалось ему странным: они все, даже маленькая девочка, были одеты в длинные шерстяные юбки. Женщины были в шляпках с черными вуалями. «Куда это они – на похороны? Во второй половине дня?» – усомнился Джейк и последовал за обладательницами длинных юбок в сторону темного кубического здания с высокими окнами и балюстрадой. Одна из женщин постучалась в дверь главного входа, но никто не отозвался. Они молча постояли несколько минут в ожидании, и вдруг Джейк услышал протяжный скрипучий звук. Тяжелая боковая дверь ограды отворилась, и мужской голос произнес что-то по-голландски. Женщины вошли; Джейк поспешил за ними и заглянул внутрь. Он увидел троих парней атлетического сложения с темными бородами, курчавыми волосами и в ермолках. Они курили и тихо переговаривались. Джейк вошел и обратился к одному из «охранников», как он назвал их про себя:

– Шалом, простите, могу я войти в синагогу?

– Шалом, мой друг, вы, должно быть, американец? – спросил один из «охранников», предлагая Джейку суконную черную кипу.

– Спасибо, я захватил свою, – ответил Джейк, доставая вязаную ермолку из кармана пиджака.

Скрипучая дверь закрылась, и Джейк услышал клацанье тяжелого засова. Он пересек внутренний двор, подошел к синагоге, поднялся на несколько ступеней и увидел еще две двери, слева и справа по сторонам. «Правая, должно быть, ведет на женский ярус», – подумал Джейк. Он вошел в обширное помещение храма. Рассеянный свет падал сквозь полукруглые окна. Кубическое пространство храма было разделено на три части. Ряды мраморных колонн поддерживали крышу. Дополнительные малые колонны подпирали стены. Несколько утопленных в стену колонн поддерживали верхнюю галерею. Джейку понравилось расположение мест на нижнем этаже: скамейки из темного дерева стояли рядами у противоположных стен храма. Таким образом, в рядах по обе стороны мужчины молились лицом друг к другу. Ковчег был в дальней стене; бима – кафедра, находившаяся на возвышении, располагалась с ближней стороны святилища, напротив Ковчега. Джейк сел на самую крайнюю скамейку справа и начал рассматривать молившихся. Было около пяти часов вечера, когда он вошел, и в синагоге уже собралось около двухсот человек. Храм постепенно погружался в полутьму, окна меняли цвет: сначала серо-голубой, потом дымчато-серый, а потом цвет ночного неба. Все больше и больше людей наполняло синагогу по мере того, как приближалось время трубить в шофар. К заключительной части службы, часа через два, вся синагога была почти заполнена.

Джейк и не пытался следовать службе; он почти не знал иврита, а по главным праздникам дома в Балтиморе ходил в реформистскую синагогу. Вместо того чтобы молиться, он принялся наблюдать за прихожанами. Он различил два типа лиц. Одни угловатые, с оливковой кожей, явно средиземноморские лица. Их обладатели чаще всего были крепкого телосложения и невысокого роста, с темными глазами, выразительными, изогнутыми носами с горбинкой и курчавыми черными или, иногда, каштановыми волосами. Вероятнее всего, это были потомки сефардских евреев, выходцев из Португалии и Испании, основавших общину Амстердама. Но гораздо больше было мужчин с чертами лица, типичными скорее для голландцев или северогерманцев. Это были высокие светлокожие блондины с длинными лицами и небольшими острыми носами. «Ашкеназим, у них в жилах течет немецкая, польская и литовская кровь», – Джейк представил себе, что бы сказал по этому поводу его отец, обожавший этнографию.