Исчезновение варваров - [37]

Половина тросов обрезана, и лифт летит в пустоту. Но самые буйные реформаторы продолжают, вглядываясь в оставшиеся тросы и кабели над головой, предлагать «новые идеи». «А зачем нам этот толстый кабель? Такое впечатление, что он ничего не держит. Отрежем, а? Употребим его на что-нибудь другое. Зачем нам армия, если у нас нет врагов? Буш к нам прекрасно расположен. НАТО даже пригласило Горбачева в свою штаб-квартиру в Брюсселе за то, что мы отдали им Восточную Германию».

Притча о падающем лифте и борющихся в нем за место у приборной доски лидерах, разумеется, намеренно упрощает ситуацию. Но я обратился к притче, для того чтобы, упростив ситуацию, уяснить ее. Член КПСС, не член КПСС, выйти, остаться, программа 500 дней или 600 дней, самые модные рецепты внутренней отделки советского лифта сегодня абсурдно неуместны в несущемся к гибели Советском государстве. Они были выносимы в далеком прошлом — несколько лет назад. Нужно остановить летящее в бездну, навстречу гибели государство всем вместе. И членам КПСС, и противникам КПСС. Стабилизировать лифт. Связать нужные тросы. Дать отдохнуть испуганному населению. Убрать преступников и убийц туда, где им полагается быть. Дать не «счастливое будущее», а простой хлеб в магазины. Успокоить душу народную. А уж потом заниматься реформаторством.

Крушение оземь советской государственности будет страшным для всех его народов, для каждой советской семьи. Даже сейчас, когда лифт задевает порою о стену в падении, кровавые полосы идут по телу его окраинных народов.

Комсомольская правда. 1990 г. 20 октября.

ДУША ИВАНА ИВАНОВА ПРИ ПЕРЕХОДЕ ОТ СОЦИАЛИЗМА…

Пока группы столичной буржуазии, вооруженные каждая своим рецептом перестройки экономики, борются за власть… Пока два Совета Министров на одну Москву и несколько команд экспертов апеллируют к народным депутатам: «Мой, мой рецепт самый действенный!», «Нет, от вашего больной рискует умереть, он слишком радикален. Рецепт моей команды — самый лучший!» — население — русский народ и народы республик переживают, предоставленные сами себе, свои процессы. Новые лидеры уверили их в том, что, позволив свершиться «сталинизму», они — самые виновные народы на планете, внушили им комплекс вины и комплекс неполноценности. Коллективная психика населения СССР переживает страшнейший стресс. Советский народ психически болен сегодня.

Наверняка боссы перестройки относят «коллективную психику народа» к той же области, что и гадание по руке, астрология, психоанализ и прочее другое «шарлатанство». Их, воспитанных в системе вульгарного советского марксизма, заботят исключительно проблемы кормления и работоспособности масс, то есть они относятся к человеку как к машине. Отсюда проистекает их бесстрастная безжалостность… Ну да, они подозревают, что у советского Ивана Иванова есть ДУША, но игнорируют это предположение в своей ежедневной деятельности. И это было бы не так уж страшно, если бы новые лидеры являлись продолжателями старого режима, шли бы по той же широкой протоптанной дороге, на которой массы, следующие за ними, особые шоковые сюрпризы не ожидают. Но лидеры перестройки — радикалы, и изменения, произведенные ими в советском обществе, — революционные изменения. И каждое из этих. революционных изменений уже смутило, перепутало, сконфузило, возбудило и депрессировало коллективную психику советских людей — Иванов Ивановых.

Революционеры-перестройкисты ликвидировали первым делом уже мертвого врага — СОВЕТСКУЮ ИСТОРИЮ. Выкопав труп, пустили его в расход как политического врага, даже не задумавшись в спешке, что с Историей с большой буквы, с Большой Историей каждого советского человека соединяет невидимыми нитями его собственная маленькая личная история. Могильные холмики нескольких поколений, фотографии, воспоминания, унаследованные верования советских лет, пословицы, песни и поговорки советских лет, дружбы родителей, семейные мифы, лица, облики, образы соседей — все, что на склоне лет, оглядываясь назад, человек и называет жизнью. Все это вынужденно переосмысливается сегодня миллионами советских людей. Переосмысливаются образы и ситуации. Поневоле советские люди заняты работой перестановки, переоценки, создания нового варианта каждой личной истории. «Лейтенант Сидоров с третьего этажа, следовательно, был палач уже тем самым фактом, что служил в войсках МВД… между тем какой хороший был дядька, а хромоногая угрюмая реабилитированная писательница с первого этажа, заносчивая и отдельная, никому не нравилась в доме, но согласно сегодняшней морали она-то и была самым «хорошим», то есть положительным, человеком того времени…» — так вот должен рассуждать 40—50-летний мужик Иван Иванов, перебирая детские воспоминания. Конфузясь и против своей воли он вынужден психологически предать многих друзей того времени и взять в «хорошие люди» многих неприятных типов. Если он не сделает этого, то будет жить в разладе со своей эпохой. «Мы выходим из КПСС, и вот почему», — объясняют в газетах звезды перестройки первой величины и звезды помельче, а в памяти миллионов Ивановых возникает теплая атмосфера первомайских демонстраций, шутки и смех, и дядьки и тетки этой самой КПСС, кто-то из них был плохой, кто-то — хороший. «Посмотрим еще, до чего вы доведете страну, беспорочные!» — бурчит упорный Иван Иванов, несогласный отдать свое детство и юность и их ценности. А газеты кричат: «Погромы в Киргизии!», «Погромы в Баку!», «Взрыв автобуса в Азербайджане!» Может быть, и готовый уже поступиться своей личной памятью, Иванов не может этого сделать в таком настоящем. Результат: потеря критериев для оценки, постоянное сравнение прошлого и настоящего, РАСТЕРЯННОСТЬ, смятенность души.