Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь - [76]
Отличительной чертой новой эпохи, в которой если не все, то очень многое в мире казалось излечимым, Вирхов считал объективное и беспощадное сомнение в устаревшей мудрости и псевдознании: «Догмы, принадлежащие к древнейшим преданиям человечества, подвергаются суровому испытанию не только опытом, но и в большей степени экспериментом. Для опыта требуются доказательства, для эксперимента – надежные методы» [2]. Вирхов осознавал важность своего учения для понимания расцвета, угасания и смерти человеческого тела, а также то, насколько непохожим стал его век на предыдущие, в том числе благодаря ему самому: «Все предыдущие попытки найти единый принцип провалились, потому что не было возможности получить какую-либо ясность относительно того, из каких частей тела исходит действие, какая часть активна, а какая болезненна. Это кардинальный вопрос всей физиологии и патологии. Я ответил на него, указав на клетку как на истинное органическое единство… Клетка действительно является последним элементом формы всех живых явлений как у здоровых, так и у больных. Из клетки происходит вся жизнедеятельность» [3].
Знания Вирхова о болезненных изменениях, разнообразных проявлениях патологии как на макроскопическом, так и на микроскопическом уровне были энциклопедическими. Его коллекция препаратов (пропитанных спиртом или формальдегидом) и костей (включая череп, случайно сбитый нервным Робертом Кохом со стола Вирхова) была, вероятно, самой полной в мире. Фотография Вирхова в его кабинете в «Шарите» 1895 года выглядит как картина из музея естествознания: пол завален коробками с человеческими черепами, рядом с не очень высоким Вирховом стоит группа скелетов: у части из них сильно искривлены позвоночники. В конце его долгой карьеры коллекция Вирхова насчитывала более 20 000 экспонатов, большинство из которых сейчас хранится в месте, где он проработал много лет – в «Шарите», в Музее истории медицины. «Шарите» основали в начале XVIII века за стенами города Берлина как чумной лазарет и хоспис, из которого впоследствии образовалось учебное учреждение для военных врачей. С середины XIX века здесь располагались несколько клиник Берлинского университета, поэтому эти два понятия постепенно стали синонимами. Официально «Шарите» и университетская клиника стали единым учреждением только в 1951 году. Однако нынешний кампус уже не тот, что был в 1880-х и 1890-х годах. Здания того времени сносились, начиная с 1896 года и до 1917-го были заменены красными кирпичными постройками, которые все еще стоят после многочисленных бомбардировок Второй мировой войны.
Он не относился всерьез к открытым Кохом туберкулезным бактериям: для Вирхова эта болезнь была опухолевой. Кости, найденные в долине Неандерталь недалеко от Дюссельдорфа в 1856 году, представлялись ему не останками отдельного вида, а патологически измененными костями современного человека. Он скептически относился к теории эволюции Чарльза Дарвина, а также к учению Игнаца Филиппа Земмельвейса. Этот список можно продолжать. Вкратце: Рудольф Вирхов заложил основы понимания патологии многих болезней, но был противником ряда великих достижений эпохи и оставался загадочным и непреклонным, почти упрямцем.
Почитание многогранности Вирхова, которое часто можно заметить в его многочисленных биографиях, несомненно, связано с его общественной деятельностью. Вирхов также был политиком, много лет представляя берлинский избирательный округ в городском совете, в прусской палате депутатов (там он также представлял избирательный округ земли Саар) и, наконец, с 1880 по 1893 год в рейхстаге. В двух последних учреждениях он прославился как строгий критик премьер-министра Пруссии Отто фон Бисмарка, который в 1871 году стал рейхсканцлером. С точки зрения сегодняшней эпохи (это, вероятно, существенно поспособствовало выражению симпатии со стороны современных биографов и организаций) он находился на прогрессивной стороне в качестве соучредителя либеральной партии и участника революции 1848 года, в то время как Бисмарк – прусский юнкер[132] и «реакционер» с позиций XXI века – некоторым интеллектуалам кажется довольно странным и отталкивающим. Тот факт, что нацисты прославляли Бисмарка, а Вирхова изображали (по крайней мере, в двух художественных фильмах, снятых примерно в 1940 году: один – о жизни Роберта Коха, другой – о Бисмарке) скорее как сомнительного комичного персонажа, кажется, говорит в пользу Вирхова. Некоторые из его подходов и идей, представленных в парламенте, на самом деле актуальны скорее для далекого будущего, для времен, когда существовала Германская империя. Например, программа объединения Европы, права меньшинств и базовое медицинское обслуживание, гарантированное государством – для всего этого позже заложил основы именно Бисмарк.
