Исаак Дунаевский. Красный Моцарт - [133]

Только внешне он принадлежал к числу избранных и плыл по жизни, точно белая яхта, украшенная праздничными флагами.

К концу тяжелого 1938 года его наконец прорвало. За завтраком он, сверкая глазами от радости, сообщил Бобочке, что будет звонить Самосуду — предлагать оперу.

Самуила Самосуда Дунаевский хорошо знал. Остроумный, напористый, картавый человек. И циничный. Очень циничный. Талантливый дирижер, худрук Большого театра. Очень любит езду на своей машине, точнее, езду пассажиром — у него и свой, и служебный шоферы. Однажды забыл, что его ждет машина, и задержался в гостях до трех часов ночи. Самосуд умеет подладиться под любого человека. Автору-текстовику говорит: «В опере важна не музыка, а идея текста». А автору-композитору: «Что бы ни написал беллетрист, слушать будут только мелодию». Таким образом, каждый думает, что он главный.

Дунаевский предложил себя в качестве оперного композитора. Самосуд сначала не поверил, а потом засомневался. Все-таки у Дунаевского другая слава, и вдруг в Большом его музыка! Самосуд дружил с Дмитрием Кабалевским. Чуть что не так, он бросался к Кабалевскому с криком: «Нет музыки, сочини что-нибудь!» Исаак Осипович слышал, будто худрук коварен, не погнушается сделать пакость ради собственных замыслов, и не верил этому.

Дунаевский жил в Питере, а худрук Большого находился в Москве. Они встречались, естественно, на всяких композиторских форумах, но по делу. Что думал каждый из них друг про друга, оставалось тайной.

Дунаевский договорился с Самосудом об опере. Композитор предлагал что-нибудь остроумное по сюжету, игровое. Самосуд думал долго. Решение пришло неожиданно. Выбор гривуазного Ги де Мопассана всех устроил. У Мопассана была новелла «Мадемуазель Фифи». Аксессуары как будто специально прописаны для театральной инсценировки. Канкан, девочки, и при этом вполне пролетарский сюжет: борьба французов за независимость от немцев. По стилю «Фифи» — это Франция, атмосфера легкая. В музыке немного Бизе, немного Брамса. Автором либретто худрук предложил Михаила Булгакова.

С Самосудом Исаак Осипович договорился, что тот сам позвонит Михаилу Афанасьевичу и все ему скажет. Навязываться такому знаменитому писателю Дунаевский без звонка, без приглашения не хотел.

Хотя в глубине души относительно Булгакова сомневался. Дунаевскому был нужен более простой автор. Без затей. Он хотел больше юмора, а Булгаков все-таки очень серьезен. Может быть, стоило прислушаться к интуиции?

22 сентября 1938 года Самосуд позвонил на квартиру Булгакову и предложил ему сюжет Мопассана, добавив, что музыку к нему должен писать Дунаевский. Худрук подчеркивал — главное, интересная фабула. Булгаков загорелся. В тот же вечер отправился в библиотеку. Получил все необходимые материалы по истории Германии и Франции. Решил сразу засесть за работу.

Как раз в это время все обсуждали возможность войны между Чехией и Германией. Боялись того, что это произойдет. Кто-то уверял Дунаевского, что война с СССР — дело решенное. Зинаида Сергеевна пугалась, что разразится война.

Когда в Москве Булгаков писал историю проститутки Рашель, которая сначала отдается немецкому офицеру, а затем убивает его за то, что он издевался над французами, Гитлер предъявил ультиматум Чехии. Но Чехия неожиданно ультиматум приняла. С Запада в нее вошли немцы, с Востока — поляки. Войны не произошло. Советские люди успокоились.

Булгаков встретился в Большом театре с Самосудом. Встреча была теплой. Самосуд спрашивал Булгакова: не хочет ли он что-либо изменить, может быть, он уже недоволен композитором? Булгаков был доволен тем, что ему достался такой композитор.

А через четыре дня в дом к Булгакову пришел Дунаевский. Он был не один, а со своим приятелем Туллером. Их сопровождал Яков Леонтьевич Леонтьев — директор Большого театра. Компания оказалась шумной. До трех часов ночи играли, веселились. Дунаевский произвел впечатление на жену Булгакова Елену Сергеевну своей экспансивностью. Ночью она даже отметила это в своем дневнике.

Дунаевский необычайно серьезно отнесся к либретто Булгакова. Слушал очень внимательно его чтение. По-актерски это получилось очень выразительно. Потом вскочил, подбежал к роялю и начал тут же импровизировать на тему Мопассана.

На следующий день Елена Сергеевна получила от него корзину роз. А Исаак Осипович заработал еще одну преданную поклонницу. Но этот роман длился недолго. На следующий день Булгакова в театре снова подстерег Самосуд и сказал ему, что он принял твердое решение отстранить Дунаевского от оперы и передать сюжет Кабалевскому. Булгаков спокойно это выслушал, а потом спросил:

— Интересно, а как дирекция будет смотреть в глаза Дунаевскому?

На что Самосуд фыркнул и посмотрел на Михаила Афанасьевича, как на маленького ребенка.

Вечером Булгаков в разговоре с женой еще раз вернулся к этой теме. Утром уже Елена Сергеевна в коридорах Большого встретила Самосуда. Он остановился и начал ее убеждать, что только Кабалевский может осилить музыку к «Рашели» — «Фифи».

Дунаевский все эти дни жил в Москве, в гостинице «Москва», и ходил к Булгаковым. Он еще ничего не знал о том, что Самосуд интригует против него, более того, уже провел переговоры с Кабалевским. Исаак Осипович навещает Булгакова и играет у него на рояле, чутко откликается на все его предложения. Как-то раз Михаил Афанасьевич пропел что-то на тему польки. Дунаевский это запомнил и тут же записал нотами. (Много лет спустя в архивах Ленинки