Исаак Бродский - [7]

Восточный пейзаж

Частное собрание, Москва

Пейзаж с мостиком. 1911

Частное собрание, Москва

Падуя городок своеобразный, интересный, но долго здесь не остался бы...» - из письма Горькому. Почему же Бродскому не понравился Джотто? Скорее всего это объясняется его личным равнодушием к той области изобразительного искусства, которая связана с наивным, по-детски чистым взглядом на мир. Естественно, никто не отнесет живопись Джотто к наивному искусству, но особое упрощение формы, отсутствие деталей заставляет предполагать, что приверженец более зрелого классического искусства - Бродский просто еще не был готов к этой встрече. Что касается маленькой Падуи, то она «растаяла» среди собирательного образа небольших городов Северной Италии в обобщенном фоне его итальянских картин.

После посещения многих городов-музеев у художника помимо постоянного желания работать возникла уверенность в себе, чувство, которое приходит не часто и которым следует дорожить. В одном из периодических изданий тех лет художник подробно описал замысел новой большой картины: «Я изобразил странный, нигде не существующий итальянский город. Когда смотришь на этот город, в воображении рисуется длинная цепь столетий, переходящих в вечность. А тут рядом только появившийся на свет ребенок. На фоне старого города появляется молодая жизнь. Вечность черпает новые силы у молодости, молодость, живая, беззаботная, чистая, разнообразная и постоянно возобновляющаяся, сливается с вечностью: создается Вечная сказка». Именно так хотел назвать картину художник, даже советовался по поводу названия с Горьким. А тот возразил, что сказки - они всегда вечные, и посоветовал назвать картину просто Сказка.

Уже упоминаемое нежелание Бродского причислять себя к кругу художников-символистов, стремление следовать путем реализма, по сути не совсем соответствовало действительности.

Италия. 1911

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Возможно, накопленный багаж художественных впечатлений, сама земля Италии и, наконец, нежная любовь к детям, привели к созданию этого полотна, такого декоративного, наполненного легко читаемыми символами. Еще Андрей Белый писал: «Художник, творя художественный образ, создает символ». Нельзя не заметить, что зеленое царство растений, роскошные павлины и младенец органично воспринимаются как творение Бога, последовательно создававшего мир природы, зверей и птиц, а последним - человека. Но белый город на холмах рукотворен. Именно люди построили его, органически вписав в гористый ландшафт.

Одним из самых распространенных образов в стилистике и символике искусства модерна был павлин. Многозначность этого образа восходит еще к античным временам. Он атрибут Геры-Юноны, для которой амуры-купидоны могут собирать «глаза» с его хвоста. Павлин считался олицетворением гордыни (самая гордая птица на земле), а перо его - символом бессмертия. Благодаря античному представлению, что мясо этой птицы никогда не гниет, павлин стал христианским символом бессмертия и Воскресения Христа. У Бродского павлин, любимый образ символизма, часто встречающийся у Михаила Врубеля, живописно соединяет пестроту царства растений и цветочного изобилия с ясным спокойствием младенца.

По возвращении в Россию картина была представлена на Всероссийский конкурс Общества поощрения художеств 1911 года. По словам художника Аркадия Рылова, «ее многоцветность и детальный рисунок сложной композиции очаровывали зрителя». Жюри конкурса, членами которого были Репин, Рерих, Кустодиев, Кардовский и другие, присудили Бродскому за эту картину Юбилейную премию в 2000 рублей.

Снова в России

Живопись самого Бродского после Италии несколько изменилась. Возможно, зрители этого и не заметили, но друзья-художники обнаружили, что произведения его стали менее графичны, мазки - шире и свободнее, краски - гармоничнее. Большую роль в них начало играть цветовое пятно. Неуемная радость жизни, праздничный гедонизм еще не остыли в душе к 1913 году, когда он писал портрет жены.

Сочная южная красота Любови Марковны подсказывала ему чуть «цыганско-театральный» облик ее портретов. Впрочем, огромная яркая шаль присутствует не только в этой работе, но и в других произведениях. Портрет писался на даче у Беклемишева в Тверской губернии, а заканчивался в мастерской. Трудно поверить, что прошло пять лет со времени создания в этих же местах ее портрета на террасе. Теперь живопись стала свободной, раскованной. Это уже было произведение зрелого мастера.

Кажется странным, что модель изображена со спины, что огромные «гирлянды» сочных цветов шали занимают значительную часть холста. Но, вглядевшись, понимаешь замысел художника: смуглая темноволосая женщина в расцвете своей полуденной красоты видится художником неотъемлемой частью жаркого летнего дня, а цветы на шали - ожившее «население» цветущего луга. Репин, посетив выставку, назвал эту работу Бродского «лучшей картиной сезона» и послал автору поздравительное письмо, восторженно заканчивающееся: «Браво! Браво! Браво!»

Совсем другая Ольга Дмитриевна Талалаева (1915). Она также молода и привлекательна, и шаль ее почти такая, как у Любови Марковны: на лимонно-желтом фоне - цветы. Но есть в ней томная ленивая грация, столь свойственная героиням уже закатывающейся эпохи модерн. Портрет крепко построен и хорошо организован по цвету: сочные растения шали «поддержаны» букетом в вазе.