Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - [17]
В такой ситуации значительная часть староверов вынуждена была либо принимать навязываемое правительством единоверие (часто притворно), либо переходить в официальную церковь, иногда идя на взаимовыгодное «сотрудничество» с местной церковной властью[73]. Именно такой вариант взаимоотношений староверов и местного священства описывает в воспоминаниях Чукмалдин. Оставаясь по существу, по своему внутреннему строю староверами, кулаковские жители одновременно числились в списках луговской церкви и формально считались ее прихожанами и, соответственно, не учитывались как старообрядцы, а переход из официальной церкви в староверие уже был невозможен. Российским законодательством XIX в. он квалифицировался как уголовно наказуемое преступление! Поэтому, если Чукмалдин, по каким-либо соображениям, был зарегистрирован родителями в церкви, то дороги назад у Николая Мартемьяновича просто не было, и, возможно, он вынужден был тайным образом придерживаться староверческого образа жизни и взглядов, усвоенных им с раннего детства[74]?
Версия, имеющая право на существование, особенно если обратить внимание ещё на одну цепочку фактов, которая раскрывается в свете сообщения Ю.Л. Мандрики о привлечении Н.М. Чукмалдина и его тюменского товарища купца Тимофеенкова по делу о принадлежности к группе «крестомученников». Цель деятельности группы состояла в поиске средств и устройстве побегов из заключения староверов[75].
К сожалению, не обнаружено пока само дело и неизвестны подробности его. Но это сведение укладывается в контекст старообрядческой системы взаимопомощи, которая особенно развита была у согласий, отрицавших священство[76]. Стремление крайних беспоповцев ограничить свои контакты с окружающим миром не могло быть реализовано в полной мере всеми членами общин. Поэтому общества беспоповцев были дифференцированы. Крайними полюсами в них были те, кто полностью порывал контакты с миром, уходил в пустыни, на другом полюсе находились те члены общины, которые брали на себя бремя греха пребывания в мире. Они осуществляли своеобразное «прикрытие» скрывающихся. Они зарабатывали деньги, поддерживали контакты с властью на разных уровнях, приобретали документы беспаспортным, если это было невозможно сделать, устраивали приюты.
Возьмем, например, того же Ивана Егоровича Решетникова – предпринимателя, купца первой гильдии, обладателя международных промышленных наград, старообрядца. Он был известен не только тем, что был богат и старообрядец, он и делился своим богатством, в том числе и в пользу православной официальной церкви. Одновременно он, очевидно, выполнял и функцию «странноприимца». По сообщениям В.Д. Бонч-Бруевича на заводах Решетникова работало немало беспаспортных рабочих.
В этом отношении не случайным представляется и посещение Чукмалдиным Белой горы в 1896 году[77]. Ведь именно здесь, на реке Сылва, в Кунгурском уезде близ речки Кедровки находился один из авторитетнейших среди старообрядцев-софонтиевцев скитов о. Нифонта, который сначала переместился на заимку братьев Космаковых под Заводоуковском, а затем удалился далее на восток[78].
То обстоятельство, что скиты на Сылве были организованы старообрядцами-часовенными нисколько не умаляет вероятность того, что визит мог иметь целью не только знакомство с красотами Белогорья. Староверы, непримиримые между собой в догматических или обрядовых спорах, перед лицом внешнего мира часто выступали единым фронтом[79].
Так продолжал ли придерживаться Н.М. Чукмалдин старообрядчества? Ни да, ни нет. Однозначного ответа дать здесь невозможно. И не только потому, что мы не располагаем документами, конкретными и неоспоримыми свидетельствами. Нет. Ответ кроется скорее в самой реальности того времени, в его особенности. В специфическом состоянии российского общества периода социально-экономической ломки устоев старого феодального общества и активного формирования новых форм отношений. Чукмалдин – яркий пример личности переходного общества. Выходец из крестьянской семьи, своим трудом достигший высокого имущественного и социального статуса, он – типичный представитель российского предпринимательского класса, соединившего в себе все то лучшее, что было заложено родителями, и все новое и передовое, что несло с собою новое время. Он был взращен в лоне старой, и не просто старой, а нагруженной морально-этическими размышлениями старообрядческой культуры. И вместе с тем он весь принадлежит бурному пореформенному времени, трудится, зарабатывает деньги, организует дело, путешествует, следит за экономической ситуацией, размышляет об этических аспектах предпринимательства, пишет и публикуется, поддерживает обширнейшие связи, и не только деловые, оказывает разнообразную помощь. Нет ничего удивительного в том, что Николай Мартемьянович, являясь прихожанином государственной церкви, заявлял об этом, но одновременно поддерживал отношения, причем тесные, и со старообрядчеством, оказывал (возможно) помощь и им. Он – деятельный христианин, который сумел подняться над непримиримым столкновением мировоззрений, в чей жизни главная заповедь христианства приобрела форму реальных и практических дел. Он знал староверие изнутри и оставался благодарным ему всю свою жизнь.
