Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной - [11]

Шрифт
Интервал

.

Конечно, Бродский проецирует здесь позднюю ахматовскую поэтику на ее творчество конца десятых годов, но ту ноту ужаса, о которой он пишет, вполне можно различить в «Белой стае»:

Все отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.

Это не о Петербурге — о Севастополе, где она провела лето 1916 года. О Петербурге она пишет совсем по-другому, как, например, в уже цитировавшемся стихотворении про «пышный / гранитный город славы и беды». Для ее «петербургских» текстов характерна также топографическая точность указания на неназванное, но понятное ее читателям. Вот небольшое стихотворение из «Белой стаи»:

Как ты можешь смотреть на Неву,
Как ты смеешь всходить на мосты?
Я недаром печальной слыву
С той поры, как привиделся ты.
Черных ангелов крылья остры,
Скоро будет последний суд.
И малиновые костры,
Словно розы, в снегу цветут.

Место действия этого стихотворения не указано, но его можно определить с точностью до десятка метров. Для читателей поколения и круга Ахматовой это было очевидным. Комментируя строчку черных ангелов крылья остры, снятую цензурой при предварительном отборе в планировавшийся в середине тридцатых годов сборник, Лидия Гинзбург пишет в записной книжке (под 1935 г.): «…Изъяли стихотворение со строчкой „Черных ангелов крылья остры“ — очевидно, думая, что чугунные ангелы (с арки на Галерной) слетают с неба»[58]. Соответственно, место действия — зимняя Сенатская площадь, у Медного всадника горят костры, у которых греются часовые (ср. у Мандельштама в написанных годом раньше «Петербургских строфах»: На площади Сената вал сугроба / дымок костра и холодок штыка), точка зрения помещена в пространство между памятником Петру и Невой, откуда видны Николаевский и Дворцовый мосты, и скульптуры крылатых гениев с книгами закона («ангелов») работы В. И. Демут-Малиновского, украшающие арку между зданиями Сената и Синода.

Конечно, стихотворение не теряет своей силы, даже если читатель не распознает подобные скрытые указания поэта. Мы имеем дело с системой своеобразного двойного кодирования. Как напишет позже сама Ахматова в «Поэме без героя»: «у шкатулки двойное дно».

С другой стороны, для знающего читателя место обозначено максимально точно. Как говорил Бродский: «Если, например, Ахматова о чем-то упоминает, то это всегда нечто реальное. Если вы рассказываете о ступенях дворца, она назовет вам количество ступеней»[59]. Сложность и многослойность «Поэмы без героя» и поздних ахматовских стихов не приходят ниоткуда, эти качества растут исподволь в ее ранних стихах, оставаясь почти не замеченные читателями и большинством критиков.

При всей сложности организации текста — звуковой, ритмической, смысловой — на поверхности он остается «простым». «В первоначальной манере Ахматовой („Вечер“, „Чётки“) резко бросалось в глаза отсутствие специально-поэтических слов и словосочетаний. Словарь ее казался совсем простым, обыденным», — писал Борис Эйхенбаум[60].

Еще одна важная особенность, заметная внимательному взгляду — это специфика адресата в ее стихах, которая видна и в коротком «Как ты можешь смотреть на Неву…». «Ахматова пользуется обращением ко второму лицу, которое либо ощущается присутствующим, либо мыслится как присутствующее»[61]. Такое частичное смещение внимания с лирического «я» на адресата было свойственно многим поэтам-постсимволистам, но для Ахматовой, пожалуй, оказалось наиболее важным.

Четвертый сборник Ахматовой «Подорожник» вышел в 1921 году, практически одновременно с отдельным изданием ее поэмы «У самого моря». Этот год стал рубежом, разделившим Ахматову «Вечера» и «Чёток», и Ахматову «Реквиема» и «Поэмы без героя».

7 августа 1921 года умер Александр Блок. Несколькими днями раньше был арестован Гумилев, а 26 августа расстрелян вместе с другими участниками так называемого «таганцевского заговора». Август в биографии и поэзии Ахматовой становится трагическим месяцем — и это его свойство проецируется и на прошлое, и на будущее.

Он и праведный, и лукавый,
И всех месяцев он страшней:
В каждом августе, Боже правый,
Столько праздников и смертей.
(«Август»)

Помимо смертей Блока и Гумилева август связан в биографии Ахматовой с другими трагическими событиями. 25 августа 1915 года умер ее отец, Андрей Антонович Горенко. 21 августа 1953 года в Абезьском лагере в Коми умер Николай Николаевич Пунин, арестованный 26 августа 1949 года. 14 августа 1946 года вышло печально известное постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», на десятилетие выключившее Ахматову из литературного процесса и лишившее ее возможности печататься и выступать.

Смерть Блока и Гумилева стала своего рода водоразделом ахматовской поэзии. «В известном смысле вся ее поэзия 1920–1960-х годов стоит под знаком этого ощущения „после конца“», — пишет Роман Тименчик, комментируя название первой части следующего сборника стихов Ахматовой — «После всего». Сборник «Anno Domini MCMXXI» вышел в 1922-м, и в нем стихи из «Подорожника» соседствовали с новыми, написанными «после конца». В новых стихах Ахматовой критики отмечали «устойчиво классическую композицию» и «строгую чеканность слов»


Еще от автора Денис Николаевич Ахапкин
Иосиф Бродский после России

Мир Иосифа Бродского — мир обширный, таинственный и нелегко постижимый. Книга Дениса Ахапкина, одного из ведущих исследователей творчества Нобелевского лауреата, призвана помочь заинтересованному читателю проникнуть в глубины поэзии Бродского периода эмиграции, расшифровать реминисценции и намеки.Книга "Иосиф Бродский после России" может стать путеводителем по многим стихотворениям поэта, которые трудно, а иногда невозможно понять без специального комментария.


Рекомендуем почитать
Мемуары

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.


Толстой и Достоевский. Противостояние

Толстой и Достоевский — это поистине визитная карточка русской литературы для иностранного читателя. Этими двумя творцами издавна восхищаются за рубежом, их произведения находят всё новые интерпретации, а их мастерством вдохновляются иностранные писатели. «Ни один английский романист по величию не сравнится с Толстым, столь полно изобразившим жизнь человека как с частной, так и с героической стороны. Ни один английский романист не исследовал душу человека так глубоко, как Достоевский», — говорил знаменитый писатель Э. М. Форстер. Американский литературный критик, профессор Джордж Стайнер посвятил Толстому и Достоевскому свой знаменитый труд, исследуя глубины сходства двух гениев и пропасти их различия.


Шепоты и крики моей жизни

«Все мои работы на самом деле основаны на впечатлениях детства», – признавался знаменитый шведский режиссер Ингмар Бергман. Обладатель трех «Оскаров», призов Венецианского, Каннского и Берлинского кинофестивалей, – он через творчество изживал «демонов» своего детства – ревность и подозрительность, страх и тоску родительского дома, полного подавленных желаний. Театр и кино подарили возможность перевоплощения, быстрой смены масок, ухода в магический мир фантазии: может ли такая игра излечить художника? «Шепоты и крики моей жизни», в оригинале – «Латерна Магика» – это откровенное автобиографическое эссе, в котором воспоминания о почти шестидесяти годах активного творчества в кино и театре переплетены с рассуждениями о природе человеческих отношений, искусства и веры; это закулисье страстей и поисков, сомнений, разочарований, любви и предательства.