Иосиф - [33]
Помню, тогда я промолчал, но подумал, что Вася, мягко говоря, привирает. А перед самой отправкой нас в Москву с одним приятелем мы посетили это кладбище и ошалели. Даже моторы на комбайнах стояли целёхонькие! Было жутко видеть всю эту новую, но уже списанную технику. Местные жители, помимо Васи молдаванина, говорили, что эти комбайны даже заправленные стоят. Помнится, как я фантазировал, как бы каким-нибудь чудом переправить все эти комбайны к нам в хутор?
В эти же годы, в конце семидесятых – начале восьмидесятых, к отцу на дом со всякой мелочью заявлялся управляющий нашего хутора громкоголосый дядя Серёга Попов. Он приходился отцу родственником. Как говорят у нас, седьмая вода на киселе! Далёким, далёким сватом! Вот. Несмотря на крупное его телосложение, говорил дядя Серёга высоким голосом. Ещё ворота за собой не закроет, а уже крик и шум от него во дворе и в хате:
– О-о, сват! А пропади оно всё пропадом! Я жа опять к табе! И здорова были!
– И слава Богу, сваточек! – отвечал отец и беззлобно смеялся. – Чего? Опять чего-нибудь лудить?
– Лудить, Палыч, лудить! Ну, потек радиатор, Палыч! И чего ты будешь делать? Трактор стоить! А у меня их хоть и куча, да вся гнилая! Латанные-перелатаные! Сам латаешь. Я жа табе говорю, и пропади оно всё пропадом. Последний год дорабатываю! Всё! Уборочная кончится, пусть кто хочет рулить! Уйду, уйду!
Большой и грузный дядя Серёга вёз, а то и через весь хутор, раскрылившись, с причитаниями, на огромной ладони, нёс какую-нибудь маленькую трубочку.
– Клавдя! Глянь, а, тикёть! Сволочь!
– Хто тикеть? – шарахалась случайно встречная хуторянка Клавдя.
– Патрубок потек, я табе говорю, Клавдя!
– О, а я чё? – недоумевала Клавдя.
– Да ты, конечно, ничё, через левое плечо! Толькя чем я яво замажу? Соплями? – начинал злиться управляющий. – Трактор-то стоить вот из-за этой гадской трубочки! А табе – ничё! И никому в хуторе – ничё! Вон, вишь, куча гнилой техники сто-оить! Клавдя! А ни-ко-мушеньки – ничё! Одному Сергею Федорычу – чё! А она мне – чё?!
– Да чё ты ко мне со своей трубочкой пристал? Иди, вон, к Богучару! Он табе её и замажить чем-нибудь!
– Богучар-то замажить, замажить, а чем платить я ему буду, Клавдя?! Он жа тожа не дед Мороз бесплатно мазать! А у меня в смете нету таких услуг, а табе и байдюже!
Вот с такими стенаниями приступал дядя Серега к отцу и сразу предупреждал:
– А платить нечем, Палыч, нечем. Вот, припай – на! Потом как-нибудь отблагодарю, – дядя Серёга вынимал кусок олова, иногда кислоту соляную приносил.
Отец никогда не ворчал и не заставлял себя упрашивать. Лудил, паял под громкие возгласы управляющего:
– Каждый год, каждый год, Палыч, спускают мне директивы: в какой день мне пахать, в какой сажать, в какой убирать! Да пропадите вы все пропадом, умники!.. Кубыть тут на местах гольные дураки сидять и без них ну ничарта не соображають! А потом требуют выполнения плана! А как я его выполню?! С кем я его выполню? С такой зарплатой какой дурак будет тут табе спину гнуть?! Да они бы дали нормальную зарплату! А тут ведь работа, и не абы какая – пахота! Они, вон, все бегут, все! Вот, Сашке, сыну твоему, Палыч, чего бы тут не работать? А где он?
Помнится, каждый год дядя Серёга бросал бразды своего правления и каждый год подбирал их и дальше тянул лямку управляющего отделением. Мои сверстники и тот, кто старше и младше были с профессиями тракторист, водитель, все они начинали работать в своих хуторах, а потом почти что все, в том числе и зять наш Вася Васильев, который мячики в детстве за облака кидал, все они ушли в районную Нехаевскую автоколонну. Зарплата выше! И брат младший, Сашка, которого упоминал дядя Серёга, после юношеских мытарств по Украине возвратился с молодой женой в родной хутор. Это было уже в начале восьмидесятых. Отец про него говорил:
– Сашка могёть всё! И жернова табе набьеть, и любые часы наладить, и сапоги сошьёть…
Так вот, Сашка с нуля на новом месте создал в Авраамовском кузницу, человеком был незаменимым и востребованным. И бежать никуда он не хотел, но зарплату такую мизерную получал, что хоть плачь! Плакать не стал, перебрался в районный центр, пошел в электрики.
Дядя Серёга был дружен ещё с Володей, старшим нашим братом. А Вова был баянистом. Имел звание –заслуженный артист Украины, работал в Днепропетровском фольклорно-хореографическом ансамбле «СЛАВУТИЧ». Ансамбль был часто гастролирующий, и Вова объехал, как у нас в казаках говорят, «весь Крым и Рым!» И если Вовка оказывался дома, на Родине, дядя Сергей находил любой предлог, чтобы заглянуть к отцу, матери. При встрече просил, чтобы Володя что-нибудь сыграл на баяне, а потом задавал вопросы:
– Да расскажи же ты, Володя, как ТАМ люди поживають?! – или, – А чё же там в магазинах? Видать, всё есть, а? А церква там стоять?
Как-то дядя Серёга побывал в Киеве, и его сразила Киево-Печерская Лавра. Вид её и благолепие! И часто, к месту и не к месту, вспоминал об этом. А иногда он перебивал Вовку и тоскливо вставлял своё слово, обращаясь к отцу:
– Ты глянь, а, Палыч, как там люди живуть, а? Как живуть!? – и опять за своё: – Всё! Брошу! Как поля все уберём, брошу!..
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…