Иосиф - [32]
– Не-а! Не партеец, – смеялся я.
– Тада, цыбарку дай деду родному, с ниппелем! Если не партеец! Был ба партейцем, я бы не попросил. Партейцы ж не курють! Или курють? – дед Митька курил ужасно много. Не брезговал цыбарками «с ниппелем», то есть, с фильтром. Они только что у нас пошли, что называется, в ход. А бабушка Даша у него всё отбирала и нам, всем курящим вокруг него, строго-настрого наказывала – никаких цыбарок деду не давать. Если её рядом не было, дед яростно нападал:
– Ну, дай, а?! Табе чаво, деду родному жаль? Я тебя воспитывал, а ты?! Глянь, а? Я жа на тебя силы тратил! Скольки сил я на тебя извёл! Дай, дай!..
– Деданя, нельзя! Ты жа больной…
– Хто больной?! – дед аж подпрыгнул. – Да хто табе сказал, что я больной?! Бабка, что ли? Слухай ты её больше и сам юбку наденешь! Я больной?! Дай одну! – он уже умолял и показывал полмизинца и так жалостно! И если видел пачку, количество возрастало. – Две! Четыре! Ну, дай полпачки!.. – а выхватывал всю!
В самый неподходящий для него момент в хату входила бабушка:
– Это чаво? – замечала она.
– А чаво?! – ярился дед.
– Паша! Я жа прошу вас всех…
– Оля, Оля! А ну-ка, внучушка, ишо погромче прочитай нам! Комсомол у нас, хэ-хэ-хэ, ишшо не слыхал, – радостный, как дитё, дед уходил от опасной для него темы в предвкушение тайной затяжки сигареты с ниппелем.
Но это будет чуть позже. В шестьдесят втором году приехал как-то к отцу родной брат его из Водиных, Богучаров Тихон Павлович. Тихон Павлович редко бывал у нас в гостях, а уж если приезжал, то приезжал с ночевкой. И говорили братья целую ночь! И вот тогда дядя Тишка рассказал про своего соседа, что на Водиных с ним проживал. У этого соседа семья большая была, и сад у него рос замечательный, и живность во дворе водилась. А тут пришли лихие времена. Сначала ему, как и всем, обрезали землю. За чертой у этого соседа остались молодые, всего раз отцветшие яблоньки. И яблочки на них завязались. А яблони эти были доставлены из питомника и если не из самого Мичуринска. Можно было оставить эти яблоньки, но каждый корень обкладывался таким непомерным налогом, что, как говорится, выходила картина – себе дороже. Этот сосед так разозлился, что взял топор и все яблони срубил. Под самый корешок. Через день или два пришли к нему и живность считать. Положено было иметь одну корову и четыре козы. И не больше. Этот сосед решил с одной козой схитрить. Перед приходом учетчиков, спрятал он пятую в нужнике, а нужник вне двора стоял. Учетчики только во двор, а коза там возмущаться стала, блеять вовсю. Заблеешь тут в не совсем симпатичном месте! Обидно! Сосед понимает, что не приумножить ему богатства, хватает нож и в нужник, а за ним учетчик – зоркий сокол!
– А чего это у тебя тут такое? – спрашивает он хозяина козы.
– Коза, – отвечает хозяин.
– А как она у тебя тут оказалась?
– Да она в нужник ходить…
– Как это она ходит?
– А вот сама и ходить!
– Как, сама?
– Как захочет, так и идеть… на четырёх копытах!
– И как часто она у тебя в нужнике бывает? На четырех копытах? – спрашивает зоркий сокол. Видать, он всякого насмотрелся…
– Да вот, устал ямы копать, гадость такая! – говорит хозяин и ножом по горлу козочку. Кровь брызнула и на хозяина, и на учетчика. – Правильно? – спрашивает хозяин.
– Ты что?! – брезгливо дергается зоркий сокол. – Нашел, где резать!
– В своем дворе, где хочу, там и режу! Отойди подальше! – зловеще просит хозяин козы. – А то я бешеным бываю. От крови!..
А ещё в наших краях наряду с другими передавалась и такая история. Я слышал разные её варианты, но у нас звучало так. В каком-то районном центре на руку скульптуры Ленина, которая указывала в светлое будущее, повесили курицу, а к ней приписочку:
Но возвратимся к стройотряду в Казахстане. Недалеко от объекта нашего студенческого строительства стояли десятка два, может, и три зерноуборочных комбайна. К этой технике я относился и отношусь с большой любовью, потому что, будучи старшеклассником, два года подряд подрабатывал штурвальным на СК-4. И вот, стоят эти комбайны в степи, красавцы, и никто к ним не подходит. Ни человечка в том стане, а время уже уборочное подступает. Опять к молдаванину с вопросом лезу. Молдаванин этот рядом с нами работал – молоко совхозное сепарировал и иногда нас, студентов, угощал парным. Правда, после его угощений мы всегда «болели» животами. Болели, но пили! Помню, звали молдаванина Василием.
– Вася! – спрашиваю, – а отчего у вас ТАМ полная тишина? Ни одного комбайнера не видать? Комбайны нужно шприцевать, отлаживать, налаживать. У нас их с мая начинают чинить, а у вас?.. Глянь, вон, пора в поле выходить!
– Чинить! Ха! Так они все списанные, студент! – смеётся молдаванин. – Это же кладбище отработанных комбайнов!
– Как списанные?! Какое кладбище?! – поражаюсь я. – Они же на вид все новенькие!
– Новенькие, – соглашается Вася. – Но их у нас никто не чинит. Случись хоть какая-нибудь поломка: баллон лопнул, или что там ещё может быть? Мелкая, крупная – всё! Завтра тебе новый, а этот сюда! На кладбище…
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…