Иоанн Кронштадтский - [10]
По дороге домой Иван обязательно посещал заштатный Веркольский Артемиев мужской монастырь. И хотя в те годы он находился в совершенном упадке, и всё — деревянная, ветхая, низкая монастырская ограда, малая каменная церковь и еще два-три каких-то ветхих здания — свидетельствовало о крайнем его убожестве и бедности, но встреча с чудом — святыми мощами угодника Божия праведного отрока Артемия искупала и трудный путь, и невзрачный вид монастыря.
Еще каких-то 40 верст… и, наконец, на мысу, образуемом Пинегой и Сурой, мальчик видел свое родное село, падал на колени и со слезами на глазах начинал молиться.
В начале лета 1845 года обучение в уездном (епархиальном) училище завершилось. Сыновья «сравнялись» с отцом в духовном образовании и возвратились в родной дом. Однако то, что было достаточным для сельского причетника 20 лет назад, явно было недостаточным для того, кто хотел бы получить священный сан. Илья Михайлович на своем жизненном опыте, да и на опыте священства Пинежья твердо знал: чем солиднее образование, тем лучше будет перспектива по службе. Да и законы, касавшиеся духовенства и принятые в первой трети XIX века, давали право занимать священнические места, а значит, и получать две трети дохода причта только окончившим полный курс семинарии. Более того, устав семинарий специально оговаривал, чтобы места в епархиях раздавали строго «по степеням, каждому разряду учеников семинарией присвоенным». Не зря современники отмечали, что «школе сообщалась магическая сила: как прежде упирались, так теперь стали напирать». Окончить семинарию стало мечтой, управляющей всеми помышлениями подрастающего духовенства.
Родители мечтали и хотели видеть в старшем Иване продолжателя священнического рода Сергиевых. Тот с радостью воспринял родительское благословение — ему хотелось продолжить обучение. Подтверждение мы можем найти в дневнике. «Получивши желаемое, человек обыкновенно желает большего и большего, так было и со мною: перешедши в высший класс, я стал смотреть на Семинарию — на риторов, на философов, на богословов; почтенны были в глазах моих первые, привлекали взоры удивления другие; склонялся я невольно пред величием и мудростию последних. И — о Боже всеблагий! — я сам становился постепенно ритором, философом, богословом!»
В самом конце лета 1845 года Иван возвращается в Архангельск для поступления в духовную семинарию.
Бурса[28]: Архангельская семинария. Петербургская академия
Государственная образовательная система Российской империи XIX века включала в себя и духовно-учебные заведения: духовные училища, семинарии и академии. Вторая половина 1830-х — первая половина 1840-х годов — это время ее очередного реформирования. Взошедший на престол в 1825 году, Николай I совершенно не был похож на своего брата (Александра I) в его молодые годы и считал проводимые им реформы в образовании излишне отвлеченными и либеральными. По его мнению, смысл и ценность образования определялись исключительно практическими соображениями государственной пользы, которая понималась как добросовестное исполнение служебного долга.
К тому же религиозное образование рассматривалось как лучшее средство против либеральных и революционных устремлений. В школах, уездных училищах и гимназиях, относившихся к Министерству народного просвещения, в обязательном порядке изучались малый катехизис и библейская история с важнейшими молитвами. Преподавателями должно было выступать духовенство, получающее необходимые знания в духовных семинариях и академиях, достаточные для исполнения ими священнических обязанностей.
Один из современников так характеризовал отношение самодержавия и государственной церкви к просвещению в николаевский период: «Теперь требуют, чтобы литература процветала, но никто бы ничего не писал, ни в прозе, ни в стихах; требуют, чтобы учили как можно лучше, но чтобы учащие не размышляли… Теперь требуют от юношества, чтобы оно училось много и притом не механически, но чтобы оно не читало книг и никак не смело думать, что для государства полезнее, если его граждане будут иметь светлую голову вместо светлых пуговиц на мундире»[29].
Рычагом, с помощью которого светская и духовная власть стремились втиснуть русскую культуру в рамки «охранительных начал православия, самодержавия, народности», была цензура. Последовал ряд указов и циркулярных распоряжений Министерства народного просвещения и Синода, значительно расширивших права духовной цензуры и давших ей возможность контролировать любые сочинение, газету, журнал. Постоянно расширялась сеть духовных цензурных комитетов, и к 1850 году их было уже двенадцать. По свидетельству современников, если посчитать всех лиц, заведующих цензурой, их окажется больше, чем книг, выходящих в течение года.
Духовная цензура утверждала к печати сочинения по всем отраслям знаний: от художественного произведения до научного трактата. Особенно поражает обилие сохранившихся в архивах духовной цензуры отчетов и заключений по просмотренным периодическим изданиям, за которыми был установлен особенно строгий контроль. Здесь можно увидеть заключения на все выходившие в то время в России журналы: от детского журнала «Елка», армейского «Чтения для солдат» до «Отечественных записок» и «Современника». Все они подвергались двойной цензуре: поступали в светскую, а из нее — в духовную цензуру. И опять в светскую. Редкая статья могла преодолеть этот барьер. В 1840–1841 годах из всех запрещенных для распространения в России книг третья часть была задержана по религиозным соображениям. Не зря же А. И. Герцен назвал 1830-1840-е годы «моровой полосой».
Сергий Страгородский (1867–1944) возглавлял Русскую православную церковь в самые трагические периоды ее истории: во время становления коммунистического государства приложил все силы, чтобы найти правильную основу для взаимоотношений церкви и власти, довести до сознания всех верующих, что подчинение «атеистической власти» не является изменой Богу, что забота о благосостоянии Родины — обязанность каждого; во время Великой Отечественной войны призывал к борьбе против захватчиков и самоотверженному труду в тылу, под его руководством все православное русское духовенство активно помогало обороне страны, укрепляло патриотический дух русского народа, оказывало значительную материальную помощь фронту.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.