Интонация. Александр Сокуров - [46]

Почему не состоялась ваша постановка «Орестеи» в Михайловском театре?

Администрация Петербурга настолько испугалась этих наших протестов против разрушения города, что готова была просто на все. На лету остановили нас и не расплатились за работу ни со мной, ни с людьми, ни с кем. В общем, это безобразие, конечно. Закрыли не какой-то там политический фильм по мотивам Солженицына или что-то такое, а танеевскую оперу, которая практически никогда не исполнялась! Абсолютно объективная работа в области музыкальной культуры отечества своего, в публичном официальном государственном театре, где затрачены уже большие деньги на это! И при этом я не получил никакой поддержки ни от кого здесь, в Петербурге! Ни одна газета, ни один телевизионный канал, ни один человек, узнав об этом, не позвонил мне, не положил руку на плечо и не сказал: «Ну что делать…» Никто не защитил меня, ну просто никто! Я имею в виду тот круг людей, которые тут что-то кричат, публично отстаивают… Сделали вид, что этого не было, забывая, что они могут быть следующими… Видите, сколько всего не удалось осуществить, сделать… Обстоятельства всегда препятствуют тому, чтобы я работал в музыкальном театре, занимался оперой. Столько случаев — все против меня.

Оперный Молох

«Борис Годунов» Сокурова стал одной из главных сенсаций 2007 года. Еще бы — впервые знаменитый кинорежиссер поставил оперу, да еще и в ведущем музыкальном театре страны. Со своей стороны руководство Большого сделало максимум для того, чтобы привлечь внимание к проекту и подчеркнуть его необычность. Много говорили о дороговизне спектакля, о большой подготовительной работе, о необычном выборе редакции оперы… Премьера транслировалась в прямом эфире, причем трансляцией руководил сам Сокуров. Однако реакция публики и прессы оказалась смешанной. Все обсуждали экстравагантные идеи режиссера — например, поручение партии царевича Федора мальчику (а не взрослой женщине-контральто, как обычно делается) или высказывание о том, что «Борис Годунов» — опера о счастливых людях. И хотя общая тональность отзывов была скорее благосклонной, сказать, что постановка поразила публику (в хорошем или плохом смысле), никак нельзя.

Спектакль продержался в репертуаре театра четыре сезона и в 2011 году был заменен возобновленной постановкой 1948 года. Неудача? И да, и нет. Сокурову многое удалось и многое не удалось.

И дело даже не в проблемах с актерами, а в том, что между первоначальным замыслом и итоговым сценическим воплощением оказалась целая пропасть. Об этом свидетельствуют, в частности, эскизы, созданные художником Юрием Купером.

Согласно им, дворцовые палаты должны были представлять собой огромную шапку Мономаха. А в основании этой «шапки» (под дворцовым этажом, на нижнем уровне) могла располагаться монашеская келья или, скажем, корчма. Предполагалось, что когда действие будет происходить во дворце, в келье в то же время будет идти своя жизнь, и наоборот.

Это можно сравнить с кинематографическим приемом, предполагающим разделение экрана на несколько секций, в каждой из которых демонстрируется своя картинка. Или даже еще проще — с системой видеонаблюдения: на мониторе охраны одновременно отображаются картинки с камер, установленных в разных частях здания. Таким образом режиссер добивается сразу трех целей: во-первых, создается эффект отстранения (ведь какая бы острая драма ни происходила в одном месте, в другом в это же время течет нормальная, размеренная жизнь), во-вторых, образуется непрерывность действия (не нужно менять декораций между картинами), а в-третьих, с точки зрения зрителя, герои оперы никогда не остаются в одиночестве — на сцене всегда присутствуют несколько персонажей (пусть они и не видят друг друга).

К сожалению, выстроить декорации и сценическое оформление на основе этих эскизов не удалось: по словам режиссера, театр был чисто технически неспособен к столь необычному решению, предполагавшему перепланировку сцены и привлечение сложной машинерии. Однако от своих идей Сокуров не отказался и решил реализовать их другими способами.

Практически в каждой сцене наряду с главными действующими лицами (указанными в партитуре) присутствуют «немые» персонажи, не принимающие участия в действии, но заставляющие взглянуть на показанные события совсем под иным углом. Назовем это мотивом наблюдателя. Так, в эпизоде с галлюцинацией Бориса мы видим, помимо самого царя, еще и Федора. Присутствует мальчик и во время разговора Бориса с Шуйским (Шуйский, впрочем, тоже подглядывает за Борисом, но это традиционное решение, без которого не обойтись). Тот факт, что ребенок становится свидетелем мук своего отца, насыщает эти сцены особым трагизмом. Фактически именно Федору приходится отвечать за дела Бориса, и в то же время он оказывается заложником той непростой ситуации, которая сложилась в русской истории: в этом эпизоде мальчик впервые видит неприглядную изнанку власти. Без такой сцены была бы невозможна кульминация трагедии, когда умирающий Борис буквально вталкивает Федора на трон.

Наблюдатели есть и в других эпизодах: скажем, в сцене с шинкаркой мы видим глухонемого слабоумного юношу, а объяснение Самозванца с Мариной Мнишек происходит в саду, через который проходят гости с бала. И здесь логично провести параллель с первыми тремя фильмами из тетралогии о власти («Молох», «Телец», «Солнце»), в которых мотив наблюдателя становится одним из основополагающих. Сокуров постоянно подчеркивает, что люди, облеченные властью, не могут остаться наедине с собой или со своими близкими — за ними постоянно подсматривают, постоянно следят. Дом, в котором живет Ева Браун и куда приезжает Гитлер со свитой, со всех сторон окружен солдатами, контролирующими происходящее через прицел винтовки. Охрана замка видит самые низменные проявления властей предержащих, и от взора безмолвных и неперсонифицированных наблюдателей не укрыться. Все, что может Ева Браун, — бессильно бросить дерзкий жест куда-то в воздух (поскольку она не знает, за каким именно кустом сидит снайпер). В Горках, где доживает свои последние месяцы Ленин, шпионят, кажется, все — даже те, кто формально призван только прислуживать вождю пролетариата. В «Солнце» слуга императора, который боится даже в глаза ему посмотреть, подглядывает за ним в самый интимный момент — когда Хирохито одержим жуткими видениями. Как здесь не усмотреть параллель с «Борисом Годуновым», где царь также оказывается под взором наблюдателя во время своих кошмаров?