Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [61]

Я познакомился с двумя английскими семьями; одна из них купеческая: муж — базельский негоциант, мистер Вельден, а жена — бывшая любовница Петра III, до сих пор разыгрывающая императрицу, что в ее положении довольно смешно, но что все терпят из-за ее дочери, девицы очень милой, талантливой и образованной. Другая семья — здешнего англиканского священника Таута (Taught). Это меня заставило заниматься английским языком, и я теперь всякий день читаю по-английски.

Был несколько раз у Головиных и разговаривал с Нелединской о гр. Андрее. Она все жалуется, плачет и старается его забыть. Ко мне она выказывает большую дружбу, что и меня заставляет относиться к ней дружески. Это не единственная куртизанка (femme galante), обладающая чувствительным сердцем. У нее живет четырнадцатилетняя девочка, Юрасова, которая со мной заигрывает (fait des agacerics plaisantes).

Воскресенье, 4 августа. — К брату.

Сегодня, мой друг, был последний куртаг в Петергофе. Сверх ожидания и без всякого предупреждения, много танцовали. Говорят, что причиной этого была весть о помолвке великого князя с принцессой Виртембергской. Весть эту привез сегодня Императрице один из офицеров полка его величества, получивший в награду чин капитана и прекрасную табакерку.

Мы с маркизом обедали у гр. Чернышовой, которая скоро переезжает в город. Я там видел Загряжскую, очень повеселевшую и более обыкновенного доверчивую. Мы дружелюбно разговаривали и она нашла, что я обладаю особенным талантом вызывать ее на разговор.

Несколько дней тому назад мы с гр. Брюлем ездили смотреть русский флот на море. Поехали мы на шлюпке, из Петергофа в Кронштадт, с одним морским офицером. Выехали в 8 часов вечера, а приехали почти в полночь. Отправившись на другой день, в 8 часов утра, на парусном боте, мы в полтора часа доехали до стоянки флота, в 20 верстах от Кронштадта. Ветер был довольно силен, нас качало и даже несколько раз волны захлестывали палубу, но я морской болезни не испытал.

Флот, как я тебе уже говорил, состоит из четырнадцати кораблей по 60–80 пушек, и семи фрегатов. Адмирал Грейг, шотландец, принял нас на борту своего корабля, откуда мы отправились обедать к контр-адмиралу Барчу (Barch), русскому, очень веселому и добродушному человеку; говорят, что он получил место в Морской Коллегии, хотя предпочитает, по-видимому, оставаться на своем корабле. Капитанам здесь отдают честь музыкой, играющей при прибытии и отбытии, а для приема адмиралов команда выстраивается и кричит ура; иногда корабль салютует им пушечными выстрелами. После довольно хорошего обеда, мы вернулись к адмиралу Грейгу и смотрели на примерный морской бой между двумя половинами флота, стоявшего в две линии. Бой продолжался семь минут, причем из каждой пушки было выпущено по 7–9 выстрелов. Это зрелище очень меня заняло. Приготовления к бою и самый бой заняли около часу. Я не был удивлен скоростью маневров, но любовался порядком и крайней чистотою на судах, а также субординацией, царствующей на борту. Мы бросили якорь и провели остаток дня в еде, питии и слушании разговоров на русском языке, а затем легли спать. Кн. Гагарин уступил мне койку в своей каюте.

На другой день, во вторник, поднялся сильный туман, заставивший нас остаться на якоре. После обеда мы ездили на шлюпке осматривать мортирный фрегат (fregate a bombes) или гальот. При нас выпустили шесть бомб по 200 ливров. Выстрелы были так сильны, что пришлось затыкать уши; один раз я забыл сделать это и почувствовал в правом ухе довольно сильную боль. При выстреле, от толчка, судно погружается в воду фута на два.

Утром мы осматривали пороховой погреб, где оставались с полчаса. Этот погреб находится на самом дне судна, под водою. Он довольно обширен и освещается фонарем в два квадратных фута, установленным на массивном пьедестале и состоящем из толстых, выпуклых стекол, защищенных проволочной сеткой. В фонаре горят несколько свечей, зажигаемых из другого помещения, отделенного особой лестницей. В погребе помещается 700 бочонков и 200 картузов с порохом. Для того, чтобы снабдить один 74-х-пушечный корабль, по 50 выстрелов на пушку, нужно 300 бочонков пороха. Порядок, царствующий в погребе, доставил мне большое удовольствие. Адмирал Грейг говорит, что на английских судах в пороховых погребах устроены краны, дозволяющие затопить их водою в случае пожара. После ужина, по сигналу, все суда были иллюминованы — на каждом из них появился белый фейерверочный огонь, дозволяющий видеть все вокруг, несмотря на темную ночь.

Справлялся я чем кормят матросов; пища хорошая, состоящая из овощей, затем четыре раза в неделю — мясо, а остальные дни — соленая рыба и масло. Сухари из черного хлеба, но очень хороши, я пробовал. Всякий день полагается по чарке водки и свиное сало (couenne?) сколько угодно. Одежда вся, с ног до головы, казенная, но жалованья полагается всего только по восьми рублей в год, поэтому матрос всегда нуждается в деньгах.

В среду мы сделали визиты нескольким капитанам, на их кораблях; на каждом пришлось выслушивать комплименты, закусывать соленым мясом и пить вино или ликеры, так что мы вернулись назад нагруженные пятью завтраками, сверх которых положили еще обед. После обеда уехал на шлюпке, а Бресоль остался.