Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [5]

Уехали мы в семь часов вечера, обильно снабженные всякого рода провизией. Между прочим графиня велела нам дать нечто вроде железной корзины на палке; в эту корзину кладутся еловые или сосновые лучинки и зажигаются ночью, вместо фонаря. Местные крестьяне освещают такими лучинками свои дома.

С 30-го по 31-ое включительно.

Проехав ночью через Куреницу и другие городки, похожие на те, которые встречались нам перед Варшавой, в одиннадцать часов утра приехали мы в Гродно. Этот город когда-то, как мне говорили, очень богатый, теперь точно разрушен неприятелем. Он уступами поднимается Неманом, который течет внизу. У дома, занятого маркизом, оказался почетный караул, присланный литовским подскарбием (trésorier), графом Тизенгаузом, который здесь командует. Вскоре и сам он явился пригласить нас к обеду. Этот магнат очень красив, образован и обладает живым воображением. Он нас угостил очень обильным, но плохим обедом; вино тоже было плохо. За обедом было много гостей, одетых по-польски, что производит довольно внушительное впечатление. После обеда мы слушали домашний оркестр хозяина, очень хороший. Были также певцы и пели по-итальянски. Всего интереснее то, что эти певцы и музыканты суть рабы, которых учили с ранних лет и успели научить всему, что дается человеку, не обладающему особой гениальностью. Затем хозяин, гордившийся своим хозяйством, показал нам устроенные им фабрики различных тканей, сукон, бархата, парчи, кружев, а также экипажей разного рода. Во главе этих фабрик стоят три француза. Но я не думаю, чтобы эти фабрики оправдывали свое назначение и приносили какую-нибудь пользу: устроены они плохо, издержек требуют громадных, доход приносят не большой, так что только одним чванством можно объяснить их существование. При осмотре хозяйства гр. Тизенгауза, я не мог не смеяться над Розуа, который ежеминутно приходил в восторг и сыпал техническими словами, за неимением настоящих технических знаний. Его все называли «господином секретарем», что заставляло его пыжиться и пить как заправский поляк, вызывая этим похвалы со стороны последних. Кончилось это, однакож, не очень красиво, так как пьяный Розуа поссорился с Пюнсегюром, пославшим его к чорту. А затем он поссорился и с аббатом, так что присутствующие поляки говорили: «Однако г. секретарь не особенно вежлив, для француза».

Выехали мы из Гродно в семь часов, на лошадях Тизенгауза и с его конюхом, что заставило маркиза ворчать, так как ему пришлось давать на водку, «ни за что ни про что», как говорил маркиз. Последний и тут, впрочем, выгадал, так как заплатил меньше, чем стоила бы почта. Согласно обычаю, мы ехали всю ночь, причем выдержали сильную грозу.

Август

С 1-го по 7-е августа.

Обедали мы на ферме Тизенгауза, на берегу Немана. Оттуда проехали через Новогрудок, Корелице и Мир. Страна довольно красивая; большие равнины, покрытые прекрасными нивами. Несчастный Розуа, благодаря которому мы едем на Смоленск, вместо того, чтобы ехать прямо в Петербург, чего мы хотели, подвергается теперь всеобщим насмешкам. Но за то он ухаживает за маркизом, которому это нравится. В Мире у меня с ним произошла стычка, кончившаяся любезным предложением с моей стороны попробовать моей палки. Не вмешайся пастор, так он бы ее и попробовал.

Из Мира мы приехали в Минск, где я встретил очень хорошеньких девушек, которых очень смешил и которые вознаградили меня за дорожную скуку. Из Минска я поехал в одной кибитке с Пюнсегюром, который также, как и я, недоволен маркизом и прямо мне это высказал. Дорогой сломалась у нас ось, исправление которой задержало нас на несколько часов в одной деревушке. Ехавши затем день и ночь, мы 6-го числа прибыли в Толочин (Tolotzin), первый русский город со стороны Польши. Тут состоялся таможенный осмотр более поверхностный, чем мы ожидали. Надо заметить, что, в виду этого ожидания, мой лакей (Гарри, занимавшийся торговлей) просил меня принять на свой счет некоторые товары, которые он вез с собою. Я беспрекословно согласился и взял более чем на пять тысяч ливров разных вещей, но эта предосторожность оказалась ненужной — нас почти не осматривали.

Замечу по этому поводу, что мы с маркизом Жюинье держались различных принципов в отношениях к прислуге. Маркиз думал, что она не должна наживаться, пользуясь его положением, что конечно очень стесняло его лакеев. А я думал наоборот, что мы должны содействовать их обогащению, насколько это совместно с порядочностью. Но мы не в одном этом расходимся с маркизом; чем более я изучаю этого человека, тем менее его понимаю. Поведение его кажется мне непоследовательным. Он, например, сочувствует принципу свободы торговли и в тоже время одобряет таможенную систему и ввозные пошлины. В Мире мы, по этому поводу, вели спор. Маркиз не любит политических споров. Мне кажется, что он вообще о многом не имеет собственного мнения, а придерживается чужих, которые часто противоречат его инстинктам. Его Превосходительство — человек довольно таки ограниченный.

Из Толочина, переправившись через Днепр, мы поехали далее. Страна здесь гораздо лучше той, которую мы только что покинули. Со всех сторон видны плодородные и покрытые всеми родами хлебов пашни. Это — одна из лучших провинций Польши, потому то ее и отняли.