Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [7]

На другой или на третий день было гулянья в Вокзале, на котором я присутствовал. Вокзал, это большой сад, принадлежащий какому-то магнату и отдаваемый им внаймы антрепренеру гуляний. Сад кончается прудом, около которого играет музыка. Кроме того в отдельных боскетах помещены маленькие оркестры, из коих один состоял из духовых инструментов, дающих только один тон. Выходит нечто в роде плохого органа, напоминающего музыку савойяров на парижских улицах. По вечерам сад освещался фонариками, а в большом зале танцуют и играют в карты. Вход стоит рубль и гулянье продолжается до двух часов ночи.

Познакомился я с графом Лясси, испанским посланником, человеком очень умным и обладающим благородной осанкой. В воскресенье я у него обедал, а после обеда мы смотрели ученье гусарского полка, состоящего под командой Потемкина. Лошади в этом полку все с Украины, маленькие, но сильные и быстрые. В общем полк проделывал маневры хорошо.

Есть здесь некто шевалье де-Порталис, провансалец; он ко мне заходил, но не застал дома. Не знаю, кто это такой.

Мелочность маркиза де-Ж. все растет и растет. Даже в разговорах она проглядывает, и так как он скрывать ничего не умеет, то все видят его недостатки. Мне и Пюнсегюру он не дает ни мебели, ни постелей. Правда он не обязан делать это, но ведь нужно же быть вежливым. Что касается меня, то посмотрим, какие условия он мне предложит. Кстати он нашел средство уменьшить расходы — каретный ящик будет служить нам для хранения шифра. Одной шкатулкой меньше, и маркиз в восторге! Я помню, что он как-то раз высказал, в виде общего правила, что «в хозяйстве нет пустяков». К несчастию, это правило давно известно. Я был очень удивлен, когда Мальво мне сказал, что маркизу не повезет в этой стране, что здесь уже знают о промахах, сделанных им в Польше, о нашем представлении королю и о поведении маркиза в разговоре с последним. Я был удивлен, откуда они знают такие подробности, но оказалось очень просто: в одном здешнем доме, должно быть у графа Браницкого или у князя Адама Чарторижского, за обедом кто-то рассказал, что Штакельберг видел в Варшаве французского посланника, и что это «человек невежественный, одним словом дурак». Вот как оценили человека еще до его прибытия; изменится ли эта оценка теперь?

Вот уже несколько дней как нас с Пюнсегюром поместили рядом с посольством, в трех комнатках, которые маркиз нанял для нас до отъезда г. Дюрана. У меня было на этой квартире довольно забавное приключение. По одной со мною лестнице жила там хорошенькая молодая женщина, знакомая домовладельца. Я стал ее преследовать, когда она поднималась или спускалась по лестнице, но так как мы говорили на разных языках и друг друга не понимали, то столковаться было довольно трудно. Глаза ее, однакож, доказывали, что она меня понимает. Вследствие этого, я однажды попробовал пожать ее ручку, а потом, видя, что могу объясниться только жестами, стал их разнообразить. Приходилось, однакож, быть осторожным, чтобы не погубить всего дела, так как мы были окружены аргусами. Образец моих действий, очевидно, понравился моей соседке. При следующей встрече я уже поцеловал ее довольно выразительно; она отнеслась к этому, как настоящая француженка, почему я и последовал за нею в ее комнату. Там, конечно, начались новые объятия, но дальше я идти не посмел, боясь, чтобы нас не захватили. Пришлось из благоразумия расстаться. Я уже думал, что на этот день ничего не предстоит нового, и вечером, раздеваясь, стал придумывать план на завтрашний день, как вдруг слышу, что кто-то босыми ногами спускается с лестницы, отворяю дверь и вижу мою соседку… Это приключение продолжалось два дня, а затем моя нимфа уехала в деревню, оставив меня вдовцом, не знающим даже кто она такая. Впоследствии, я узнал, что это была жена какого-то офицера.

Суббота, 26.

Маркиз был представлен Императрице в ее кабинете, а нас она в этот день принять не захотела. После обеда Пюнсегюр, Комбс и я были в Воспитательном Доме. Царствующий там порядок, выкармливание детей и проч. доставили мне большое удовольствие. Думаю осмотреть это учреждение подробно.

Воскресенье, 27.

Маркиз дал мне прошифровать депешу, последнюю от имени г. Дюрана; она датирована 28 числом.

Вечером я гулял в городском саду; он недурен. Единственная аллея, по которой гуляют, не широка; налево от нее — пруд, к которому спускаются по лестнице. Нижняя часть сада устроена на английский манер, что делает ее разнообразной и красивой. Все время прогулки было у меня занято разговором с шевалье де-Порталис; он ожидал, что граф де-Вержен[11] напишет об нем маркизу. Я узнал, наконец, зачем он сюда приехал. Сначала он служил подпоручиком в Турэнском полку и вышел оттуда, надеясь получить роту в одном из колониальных полков, что ему было обещано. Между тем имущественные дела заставили его отправиться на Мартинику или в Сан-Доминго, а по возвращении оттуда в 1774 г. он уже опоздал получить назначение, да кстати еще влюбился в жену Ивана Чернышева, за которой и последовал в Россию. Прожив здесь пять недель и не имея рекомендательного письма к Дюрану, он был у последнего только один раз и остался недоволен холодным приемом. Он желал бы сойтись поближе с маркизом и быть представленным Императрице. Сомневаюсь, чтобы ему это скоро удалось.