Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [3]

Мы с Пюнсегюром пошли прогуляться по городу, а потом отправились в театр, где давалась опера-буфф, Le Chevalier de la Vieille-Roche, доставившая мне большое удовольствие. Возвратившись домой, мы нашли приглашение графа Огинского остановиться у него, чем тотчас же и воспользовались. Маркиз представил нас, с обычной для него неловкостью. Наконец то мы получили то, чего так долго были лишены: хороший ужин и хорошую постель; за то и выспались как следует.

Пятница, 21

У меня сегодня были с визитом очень многие и между прочим Гейкинг, которого я нашел человеком, умным и не лишенным философских идей. За обедом присутствовали две дамы, которые мне показались весьма милыми. Одну из них называли старостихой (starostica), потому что муж ее был староста, то есть губернатор. Это — молодая женщина, лет двадцати, с фигурой, достойной Роксоланы. Пюнсегюр тотчас же пристроился к ней в роли Сулеймана. Другую даму называли подскарбиной (podscarbina), что значит — жена казначея; настоящих имен этих дам я не знаю. Последняя была настолько же нежна и деликатна, насколько первая бойка и кокетлива. Говорили, что она очень добродетельна и холодна. Эти два эпитета в Польше всегда совмещаются, потому что в этой стране большинство женщин очень соблазнительны и легко доступны. Жаль только, что главным условием нежных отношений там часто является золото. Поэтому страсти в Польше так же редки, как и сложные интриги. Там не любят, в буквальном смысле слова, а сговариваются. Старостиха слыла тогда фавориткой графа Огинского; выйдя два года тому назад замуж за старосту, которому было запрещено пользоваться супружескими правами, она через несколько времени разошлась с ним и в ранней молодости стала пользоваться свободой и прерогативами вдовы.

Суббота, 22.

Утром я был у гетмана; это очень любезный человек, по вкусу и по привычке посвятивший себя свободным искусствам, к которым он очень способен, особенно к страстно любимой им музыке. Он очень хорошо играет на скрипке, на кларнете, на клавесине, на арфе и на гармонике. Мне он рассказывал об арфе, которую изобрел и к которой будет приспособлена флейта. Теперь он сочиняет оперу на польском языке, очень к тому пригодном; я с удовольствием прослушал один пассаж из этой оперы. Характер графа Огинского проявляется во всех его поступках не столько энергичным, сколько нежным и мягко-чувственным. Этим объясняется склонность его к частной жизни и к музыке. Он был бы более уместен в монархии, чем в республике; поэтому то конфедераты, как мне кажется, более верят в окружающих его лиц, чем в него самого. На деле им руководит граф Коминский, человек тонкий, развязный, обладающий дельным, повелительным характером.

Перед обедом мы сделали визит вице-канцлеру. После кофе, явился русский посол, граф Штакельберг. Я видел его одну только минутку, но все-таки он мне показался человеком ловким, тонким, много пожившим и знающим людей. Затем барон Гейкинг предложил нам прогуляться в Саксонском саду, очень красивом; мы с Пюнсегюром согласились. Там было много дам, очень красивых, и в том числе, публичные женщины, более привлекательные, чем в других странах. С одной из них мы разговорились и она нас очень позабавила.

Воскресенье, 23.

В полдень, все мы, вместе с маркизом, представлялись королю, находившемуся тогда у обедни, в дворцовой церкви, очень простенькой. Да и вообще весь дворец некрасив.

Есть в нём несколько довольно больших зал, как та, например, в которой развешаны портреты всех польских королей, затем — бальная или концертная, и наконец та, где мы ждали возвращения короля из церкви. Народу было много; почти столько же, сколько бывает в Ойль-де-Беф, в Версали. Когда король вернулся, то нас пригласили в соседнюю комнату, довольно большую, но темную, где мы и были представлены. Король стоял опершись на камин, он высок ростом, красиво сложен, обладает прекрасными икрами и благородным, полным достоинства и доброты лицом. Он принял маркиза весьма милостиво, а наш посол казался очень сконфуженным и смотрел в землю. Поговорив с ним несколько минут, Его Величество взглянул на нас, как бы желая, чтобы нас ему представили, но посол этого не понял и уже вице-канцлер догадался исполнить желание короля. У Пюнсегюра король спросил, не родственник ли он маршалу Пюнсегюру, писавшему о военном искусстве, а у меня — не бретонец ли я (в виду первого слога моего имени).

Маркиз мог бы воспользоваться этим, чтобы сказать, что я — его племянник и родственник министра иностранных дел, сообщить о моем положении в посольстве и месте, которое занимал мой отец. Но он ничего этого не сделал, что меня, признаться сказать, очень обидело. Через несколько минут король со свитой удалился. Такое смешение французских обычаев с польскими довольно оригинально. Пышные мундиры, и при них — длинные усы, бритые головы; нам это не понравилось: точно два столетия соединены в одно. Новые моды, однакож, берут верх над старыми; дамы и иностранцы предпочитают французский костюм, да и король тоже.

Вечером мы ездили в его загородный дворец, Лазенки, где он проводит все лето; очень красивое место. Дом там маленький и окружен водою, но сады очаровательны своей безыскусственностью. Есть в них цветники и много тени.