Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [4]

Понедельник, 24.

Мы с Гейкингом говорили о политике; он сказал, что много работал под руководством своего дяди, графа Сакена, министра иностранных дел при электоре Саксонском. А кстати Гейкинг передал мне следующую записку, с просьбой воспользоваться ею, когда представится случай:

Записка барона Гейкинга.

«Хотя принц Карл Саксонский должен был уступить герцогство Курляндское отцу ныне царствующего герцога[3], но мой отец, дроссар (drossard) Гейкинг, в виду двойной присяги принцу Карлу, захотел остаться ему непоколебимо верным. Эта верность была наказана конфискацией его имуществ и бальяжей.

Так как законы Курляндии запрещают конфискации такого рода, то мой отец жаловался королю и всей нации. Процесс шел много лет, до тех пор пока князь Репнин[4], русский посланник, тронутый несчастным положением моего отца, не вступился за него и не убедил герцога Эрнеста-Иоганна дать ему в вознаграждение за убытки Виндавское дроссарство (drossarderie) и Нейгаузенский бальяж.

Будучи уверен в покровительстве Ее Величества, Императрицы Всероссийской, мой отец вступил во владение этими имениями, но здоровье его, подточенное горем, не выдержало и он скончался, только что приехав в Курляндию. Герцог Эрнест-Иоганн поэтому счел себя свободным от обязательства и отнял у нас имения, лишив, таким образом, всего, чем мы были обязаны покровительству Ее Величества. Живя вдали от родины и будучи слишком молод для того, чтобы настаивать на своих справедливых требованиях, я вытерпел здесь все, что бедность заключает в себе тяжелого, противопоставляя суровому року только безупречное поведение и прилежные занятия науками. Достигнув теперь чина майора, командира батальоном 1-го Литовского пехотного полка, я вижу, что получаемое мною скромное жалованье будет недостаточным для удовлетворения моих нужд, если царствующий герцог не удостоит дать мне некоторую помощь, в виде ли скромной пенсии на несколько лет, или в виде единовременного вспомоществования, или, наконец, в виде какого-нибудь бальяжа.

Его Превосходительству, маркизу де-Жюинье было бы легко получить от графа Панина[5] рекомендательное письмо на этот счет к Его Высочеству, царствующему герцогу.

Подписано: «Барон Гейкинг, камергер и майор 1-го Литовского полка».

Вечером мы были в опере, а потом гуляли с Гейкингом, причем говорили о массонстве. Завтра он поведет меня к главе ложи «Испытанной Дружбы» который записал меня в число ее членов.

Вторник, 25.

Вечером король был с визитом у гр. Огинской. Он оставался с полчаса, а потом мы с великим гетманом были на свадьбе в одной городской семье. Было много народа. Религиозная церемония происходила в зале, где был поставлен временной алтарь. Я не заметил большой разницы с процедурой венчания у нас, кроме того что здесь она несколько короче. После венца, всем родным, высокопоставленным лицам и иностранцам роздали по цветку из букета и по куску подвязки новобрачной. Я тоже получил свою долю. Затем был большой ужин, после которого новобрачную повели в спальню, а в зале начались тосты. Их было бесчисленное количество, но так как вино оказалось очень хорошим, то никто на это не жаловался, а в том числе и я. Вернулись мы домой, чтобы тот час же ехать далее, но так как Пюнсегюру хотелось остаться, то он и подстроил препятствие — лошади оказались не готовы. Поэтому нам пришлось уступить просьбам графа и графини Огинских и провести у них еще одну ночь.

От 26 до 29.

Утром в среду у меня перебыло много народа: г. Фагон, французский офицер на русской службе, пользующийся в Польше очень плохой славой; шевалье де-Сент-Круа, служивший у конфедератов, взятый в плен, сосланный в Сибирь и т. д.; г. Боно, неглупый малый, хотя немножко жеманный. Он семь лет был личным секретарем примаса, раньше того путешествовал по Италии, а теперь желал получить место секретаря посольства.

Все эти прощальные визиты предвещали наш скорый отъезд и потому были мне приятны, так как я очень был недоволен своим представлением королю и тем, что маркиз совсем не поручал мне никаких дел. Я даже только случайно узнал, что он писал о чем-то министру и что Розуа[6] снимал копии с каких-то очень важных бумаг.

Выехали мы из Варшавы в семь часов вечера, да потом еще долго провозились с переправой на пароме через Вислу, которая очень широка и быстра. Страна, по которой мы затем два дня ехали, оказалась более красивой и богатой, чем по ту сторону Варшавы.

В восемь часов вечера, в пятницу, мы прибыли в Белосток, к графине Браницкой, вдове великого гетмана и сестре короля Станислава Понятовского. Жюинье и Пюнсегюр, ехавшие в английской карете, тотчас же отправились в замок, причем Пюнсегюр даже не успел переодеться, так как маркиз никого не предупредил о предстоящем визите. Меня посылали искать, но я не хотел являться к графине в дорожном костюме и тем дал маркизу почувствовать его небрежность.

Суббота, 29.

Вставши утром, я наскоро оделся, чтобы идти с визитом в замок. Дорогою осматривал город, который нашел очень красивым: широкие, прямые улицы; крытые черепицей, однообразные домики с мансардами; перед каждым из них — двор и тротуар. Дворец или замок гр. Браницкой великолепен; комнаты в нем огромные и прекрасно меблированы. Вошли мы к графине вместе с маркизом Жюинье, который забыл меня представить, так что я должен был представиться сам. Графиня приняла меня прекрасно. Затем мы у неё обедали; за обедом присутствовала одна француженка, м-м Люллье. После обеда гуляли по саду, который хорош, но ничего необыкновенного собою не представляет.