Интимные места Фортуны - [90]

Последние слова он произнес медленно и как бы с трудом. Усилие, которое ему понадобилось, чтобы выговорить их, и торопливость, с которой он завершил фразу, доказывали, что все это правда. Понимание высшей необходимости заставило его отбросить все другие, менее существенные соображения. Он думал о своей жене и ребенке, о том, что оставил их в сравнительной безопасности, и о той доле, которая выпадет им, случись с ним худшее. А еще о том, что война — жестокий и ревнивый бог, безжалостно уничтожающий своих соперников.

— Ты ведь из роты Б, нет? — спросил Берн в попытке увести разговор от этой неудобной темы.

— Да, — бодро отвечал Бартон. — Знаешь, там отличные ребята, в роте Б. И офицерский состав, и унтер-офицеры. Хорошие парни.

— Ну что ж, удачи тебе, Бартон, — пожелал Берн на прощание. А что еще было сказать?

— И тебе счастливо, Берн, — ответил тот тоном человека, не верившего ни в счастье, ни в удачу.

Весь день прошел в приготовлениях, было много неразберихи и бестолковой спешки. Но так могло бы показаться только неискушенному наблюдателю, на самом деле за этим поверхностным бардаком скрывался четко отработанный подход. Тем, кто не знаком с напускной небрежностью в действиях британских офицеров и солдат, включая даже самых опытных, могло бы показаться, что дело поставлено из рук вон плохо. А между тем процессы были организованы самым тщательным образом, все мелочи скрупулезно проверены, а ошибки и недочеты исправлены. Берн, Шэм и Мартлоу выходили на построения с ротой А, хотя их вещи и постельные принадлежности до сих пор оставались в помещении связистов. Они были рады оказаться в отделении капрала Джейкса под началом сержанта Тозера. Джейкс, на первый взгляд производивший впечатление туповатого и упрямого парня, на самом деле был хладнокровным и рассудительным бойцом, решительным, но расчетливым и наделенным достаточно гибким умом, чтобы извлекать максимум пользы в любых обстоятельствах. Как и большинство его земляков, он был невысок, широкоплеч, полон здоровья и жизненных сил.

Мистер Финч в отличие от мистера Созерна был в то утро в самом центре событий. Он выстроил людей и произвел проверку противогазов со всей серьезностью и тщательностью, принятыми в полку, а когда проверка была окончена, улыбался, будто школьник, которому вскружили голову собственные успехи. Да и остальные были взволнованны, радостное возбуждение нарастало. Кажущаяся бестолковой суета, вызванная построениями, проверками и смотрами, сменялась периодами затишья, столь же иллюзорного. Мистер Финч куражился, внезапно разражался пронзительным хохотом и резко себя обрывал. То и дело вспыхивали короткие яростные стычки между людьми, но тут же гасли, и вновь наступало хрупкое затишье.

Замечено, что люди могут без труда скрыть свое волнение. Куда сложнее скрыть то, что волнение скрывается. Казалось, люди вовсе не замечают друг друга. Одни бесцельно слонялись по территории, другие с мрачным видом сидели, нахмурив брови, третьи небольшими, по два-три человека, группами спешили по каким-то своим делам, обмениваясь на ходу короткими репликами, при этом лица их были тревожными и полными отчаянья. Пожалуй, самой странной была именно овладевшая всеми потребность куда-то спешить. Кто-то, увидав знакомого, корчил рожу в нервной ухмылке, по-собачьи скаля зубы, и тут же стирал ее скучающим зевком. Эти признаки запредельного напряжения эпизодически, на мгновение, вырывались наружу, в той или иной степени они присутствовали у каждого, и тем не менее общий настрой был спокойным и серьезным.

Берна иногда удивляло, насколько же батальон, укомплектованный людьми, призванными из Лондона или главных городов провинций, отличается от их батальона, сформированного из сельских жителей и небольшого количества шахтеров, обитателей мелких рабочих поселков. Они смотрели на жизнь просто, и это придавало им определенное достоинство, поскольку они не забивали себе голову всякими глупыми условностями. Конечно, им не чужды были никакие человеческие желания, а вместе взятые, они воплощали в себе большинство известных человечеству пороков, но они не зацикливались на своих желаниях и пороках и могли совершенно спокойно обходиться без их удовлетворения, поскольку даже в сладострастии есть доля чистоты. На первый взгляд это были грубые и жестокие натуры, однако им удавалось не только успокаивать и ободрять друг друга, но и помогать смириться с выпавшей им долей. И делали они это с такой чуткостью и тактом, какие редко встретишь в жизни. У них отобрали все, включая даже собственные тела, превратив их в орудия войны, а они отвернулись от жизненных катастроф и страданий и обратили свой взор к небу, но увидев, что рай пуст, вгляделись в собственные безмолвные сердца. Их довели до последней черты, где гаснет всякая надежда, и тогда они просто обнялись за плечи и с пылкой убежденностью заверили друг друга, что все будет хорошо. Хотя давно уже не верили ни во что, кроме себя и друзей.

Бесконечные работы, построения и проверки не очень их беспокоили, настолько вошла в их жизнь привычка повиноваться. Как-то раз во время перерыва Шэма и Мартлоу отправили с каким-то поручением на склады. Мартлоу прислонил винтовку к стене сарая и, бросив мимоходом несколько слов Берну, поспешил вслед за Шэмом. Мистер Финч, стоявший в нескольких футах от них и все слышавший, обратился к Берну: