Интервенция любви - [40]

Его мышцы дрожали от этой потребности, пальцы сводило судорогой, когда он сомкнул их на ее коже. Сильно. Жадно. Ощущая, как внутри все горит, пульсирует тем самым определением, которое он уже однажды произнес: «Моё»!

Эта кожа, эти колючие обритые волосы. Даже эти перепуганные карие глаза и обострившиеся из-за недоедания скулы – его они. Ему принадлежат! И запах. Аромат ее крови, просачивающийся через раскрасневшуюся от жара кожу. Аромат ее сути – все было его! И он не мог им надышаться. С силой прижался лицом к коже Инги, распахнутым ртом придавил, дышал ее кожей – но ему не хватало. Внутри словно зародился настырный, раздирающий сущность зуд, который нарастал вместе с этой потребностью и жаждой, спаивался с ней. Этот зуд раздражал, вызывал желание разодрать на себе кожу, чтобы еще больше суметь впитать в себя Ингу, чтобы свои сосуды ею наполнить, ощутить, как она разрывает ему аорту. Казалось, только так он сумеет унять эту скребущую, царапающую его изнутри нужду.

Больше. Еще больше. Сильнее и глубже протолкнуть ее внутрь себя, или себя в сущность Инги. Не столько во влагалище. В мозг. В душу. В любое доступное для него место погружение, куда Нестор только сумеет.

Воздух вокруг него шелестел, но Нестор не обращал внимания на это. Как и на собственный пульс, барабанящий по мозгу с бешеной частотой. Все стало второстепенным, кроме необходимости унять это желание, погасить этот зуд. А запах Инги сумел перекрыть даже прелый аромат карпатских лесов, преследовавший его последнюю неделю. Потому все стало вторичным и неважным, кроме того, что он сейчас сжимал в руках.

Однако ему слишком сильно мешала ее одежда. Уже избавив Ингу от шапки, ощутив рукой колюче-шелковое касание ее волос, он хотел большего. Должен был коснуться кожи в основании шеи, сжать голые плечи. И всем телом прижать голую Ингу к себе. Самому раздеться.

Потому Нестор с силой дернул застежку-молнию на ее кофте. Инга задрожала. Из-за того, как крепко он ее держал, не ощутить эту дрожь было нереально. Впрочем, он и так очень чутко ощущал все изменения в ней. И страх ее буквально осязал.

Нестор не стремился к этому. Он никогда испытывал удовольствия от боли или истязаний. К тому же, слишком четко и ярко врезались в его память воспоминания детства, и лицо матери, так часто изувеченное ударами. Он женщин не бил. Никогда. Правда, и не особо интересовался, что они испытывают, когда он свое «напряжение» снимает. Данный вопрос его в принципе не интересовал. Но Инга принадлежала ему. Он не хотел ее страха. Впрочем, Нестор не сомневался: она и сама это поймет. И успокоится. Потому, сбросив ее кофту на пол, он через голову стянул с Инги водолазку, которая чересчур мешала, закрывая слишком много кожи его женщины. Следом полетела и спортивная майка.

Ее кожа покрылась пупырышками.

Она сильно мерзла все эти дни, факт. Теперь ей подобное не угрожает.

Он снова прижался ртом к ее коже. Теперь к ключице.

Мало. Все равно мало. Зуд внутри не утихал, только становился сильнее. И жадность. Жадность к этой женщине разгоралась в нем все жарче. Чтобы ее утолить не хватало этих прикосновений.

Отпустив затылок Инги, почему-то уверенный, что она не убежит, он провел по ее шее вниз, повторяя путь своего рта. Глубоко втягивая в себя воздух, и все равно ощущая, что запаха мало. На какую-то долю секунды внутри вспыхнуло совсем дикое желание укусить эту кожу. Укусить сильно, до крови, и слизать этот вкус. Но Нестор не был уверен, что и этого оказалось бы достаточно. Потому только сильнее втягивал горячую кожу в свой рот, сжимая губами. Пальцами добрался до груди, округлой, не полной, с небольшими коричневыми сосками, которые сжались. То ли от холода, то ли от страха. Зная, что переступает грань, он действительно приложил усилия, добравшись сюда. Чтобы не преступить черту боли. И сохраняя этот контроль, стиснул пальцы так сильно, как только мог себе это позволить.

Инга всхлипнула. Она все это время напряженно и поверхностно дышала, словно бы у нее не хватало сил нормально вдохнуть. И сейчас ей это не удалось. Однако Нестор контролировал биение пульса Инги и знал, что ей ничего не угрожает. Второй рукой он уже ослабил пояс ее спортивных брюк, и стягивал их вниз коленом.

Ему хотелось все больше. Зуд вибрировал внутри, добрался до мозга, опаляя его нутро. Пытаясь хоть как-то унять это ощущение, Нестор впился ртом в грудь Инги, алчно сжал губами напряженный сосок, придавил языком. Но и этого не было достаточно.

Она не сопротивлялась. Ничем не пыталась мешать ему, но в какой-то момент Нестор ощутил, как у Инги подкашиваются ноги. Он не хотел, чтобы она упала. Подхватив Ингу под ягодицы, он толкнул ее в сторону стола, за которым они только что сидели, сгребая тарелки в сторону. Сдернул с нее белье, бросив под ноги. Стащил свой свитер, удостоверившись, что Инга надежно уперлась в стол ладонями.

Спиной. Она оказалась к нему спиной. Хорошо.

Хотя, он хотел всего от этой женщины. Всего, что мог взять. И больше. Он хотел ее рот. Чуть более широкий, чем казался бы уместным на теперь худощавом лице. Хотел эти потрескавшиеся губы. Он обязательно возьмет ее и так, погружаясь членом так глубоко, чтоб только оставить ей возможность делать рваные вдохи. Обязательно. Но ладно. Потом. В этот момент тот зуд его потребности и жадность пылали в нем настолько сильно, что не хватало сил размениваться и растягиваться. Он должен был немедленно это все утолить. Унять. Вернуть хоть какое-то подобие контроля, избавляясь от рева в ушах.