Интерперсональная теория в психиатрии - [94]

* Собственно говоря, большую часть информации, на основании которой я утверждаю, что о протекании скрытых процессов можно судить по проявлениям отсроченного поведения, я собрал, наблюдая за младенцем, которому еще не было и шести недель от роду. Если допустить, что эти данные верны, то можно сделать вывод о том, что рудиментарные проявления скрытых символических операций, связанных с зональными и общими потребностями, встречаются на самых ранних этапах постнатальной жизни ребенка.

* {Примечание редакторов: Слово «жест» Салливан использует более широко, чем обычно: в других лекциях и в других частях этой же лекции он поясняет, что речь идет не только о мимике лица и пантомимике тела, но также и о ритме, мелодике и акцентах речи. Иными словами, под жестами он понимает «выражающие», противоположные «указующим», аспекты речи - эти термины фигурировали в курсе лекций, которые он читал в 1948 году.]

* [Edward Sapir, Language. An Introduction to the Study of Speech, New York: Harcourt, Brace and Co., 1921; p. II]

* {Примечание редакторов: Салливан говорит, что аутичный - это «прилагательное, которым мы обозначаем примитивную, несоциализированную, неаккультурированную форму символической активности и более поздние ее формы, имеющие большее отношение к первичному состоянию, чем к высокоэффективным взаимосогласующимся видам активности, проявляемым более зрелой личностью» (Conceptions of Modern Psychiatry; New York: W. W. Norton & Company, 1953, second edition; p. 17).

Патрик Муллахи охарактеризовал используемый Салливаном термин «аутичный» как «подвид паратаксиса... вербальное проявление паратаксиса» («А Theory of Interpersonal Relations and the Evolution of Personality», те же выходные данные, р. 126).]

ГЛАВА 12 ДЕТСТВО

Роль языка в объединении персонификаций

Настало время несколько отклониться от слегка затянувшегося экскурса в период младенчества. В разговоре о речевой деятельности, надеюсь, мне удалось доказать, что успехи ребенка в овладении языком обеспечивают ярко выраженную реакцию одобрения и благорасположения со стороны значимых взрослых. Экстраординарное значение, приобретаемое вербальным поведением, особенно очевидное в школьный период, является одним из важных факторов, осложняющих для нас понимание грез ребенка, воспринимающихся в отдельных случаях как относительно простые паратаксические переживания, а иногда как паратаксические формы высокого уровня развития. Вербальное поведение представляет собой величайшую самоценность, если речь не идет о тех из нас, кто глух и нем от рождения и лишен, таким образом, способностей, поистине сравнимых с чудом. Так, многие из нас, даже будучи докторами тех или иных наук, очень часто и весьма ярко демонстрируют зависимость от волшебной силы языка. В психиатрической практике мы сталкиваемся со взрослыми людьми, чья гипертрофированная зависимость от возможностей языка совершенно очевидно является отражением трудностей, возникающих у них в общении с людьми.

Итак, одним из эффектов, возникающих главным образом под действием специфических особенностей языкового поведения на ранних стадиях детства, является объединение персонификаций. Если говорить о сознании, это объединение представляется конечным и абсолютным; но на уровне личности оно не выглядит таким уж завершенным. Я говорю сейчас о том, что до перехода на эту стадию было двуликой персонификацией материнской фигуры или целым набором таких фигур - персонификациями хорошей и плохой или недоброй матери. Благодаря той немалой роли, какую язык, судя по всему, играет в установлении интерперсональных взаимоотношений, и огромной энергии, затрачиваемой взрослыми людьми, окружающими еще очень маленького ребенка, для того чтобы выработать у него самую важную человеческую способность - способность к вербальному поведению, ребенок полностью лишается возможности придерживаться в дальнейшем поразительно устойчивой персонификации двух матерей, одна из которых оказывает заботу и содействие в удовлетворении потребностей, а другая внушает страх и препятствует их удовлетворению. Хотя такая двойственность видения одного и того же человека может иметь место на, если можно так выразиться, более низком уровне личности, она едва ли сможет долго выдерживать мощное давление аккультурации, в процессе которой одна фигура становится «мамой», а другая, скажем, «сестрой» или кем-то в этом роде. Поэтому независимо от того, каким образом были представлены персонификации хорошей и плохой матери, они утрачивают свою самостоятельность или объединяются в единый образ на более поздней стадии овладения речью. Но это слияние не обязательно должно быть всеобъемлющим. Иными словами, не все атрибуты, характеризовавшие для младенца персонификацию плохой матери, не должны непременно присутствовать в персонификации матери, которая формируется у ребенка в период детства; независимо от обстоятельств маловероятно также, что в персонификацию матери, возникающую в детстве, войдут все характерные черты персонификации хорошей матери, существовавшей в период младенчества. При определенных условиях мы можем стать свидетелями фактов, делающих последнее предположение практически неоспоримым; так, в своей дальнейшей жизни человек ищет - и имеет все основания искать - женщину, которая была бы как можно более похожа на персонификацию хорошей матери, причем именно в том, что не нашло отражения в появившейся в период детства «настоящей» матери. Особая сложность перехода персонификаций на одной стадии развития личности в персонификации, характеризующие следующую стадию процесса - хотя он очень редко носит всеобъемлющий характер, в немалой степени обусловливается уникальными возможностями устной речи и высокой ценностью приобретения вербальных навыков в детстве и на протяжении следующих за ним этапов развития, до тех пор пока человек вовлечен в процесс усвоения знаний и навыков.