Интерперсональная теория в психиатрии - [64]

Этот замкнутый круг лежит в основе интереса психиатров к динамической структуре семьи как социальной группы, внутри которой проходит младенчество их пациентов. Когда я был начинающим психиатром и посещал конференции, организованные моими более опытными коллегами, мне приходилось слышать истории болезни, изучая которые выступающий добирался даже до прапрадедов больного. В докладах содержались данные о том, кто из них закончил жизнь в психиатрической клинике, кто оказался в тюрьме, а кто занимал высокую должность в одном из университетов и т. д. И вся эта замечательная, уходившая корнями в далекое прошлое генеалогия приводила к женщине, которая вышла замуж и в процессе тяжелых или легких родов, произвела на свет человека, впоследствии ставшего нашим пациентом. В период младенчества у него возникали или не возникали проблемы с питанием (когда я был начинающим психиатром, данному симптому еще не уделяли особого внимания, это произошло чуть позже), а немного спустя он научился ходить, говорить и пользоваться горшком. И вот теперь все это многообразие слухов и достоверных сведений представало перед нами, воплотившись в человеке, страдающем психическим расстройством. На протяжении последующих лет мы проявляли к пациенту неусыпный интерес, благодаря чему он - к своему величайшему восторгу или разочарованию, в зависимости от ситуации - превращался из психически больного человека в полноценного члена общества. А уже потом мы обнаруживали, что, судя по всему, упустили из виду многие аспекты этой чрезвычайно запутанной наследственности (о которой пациент в лучшем случае имел самое общее представление), поскольку, не располагая в полной мере как подтвержденной, так и неподтвержденной информацией, мы не смогли сделать обоснованный вывод о причинах, вызвавших у пациента такое искаженное представление о большинстве окружающих его людей. В конце концов мы выдвигали предположение, что проблемы пациента в большинстве своем являются следствием испытываемой тревоги.

Как следствие возникала необходимость охарактеризовать феномен тревоги. Здесь мы исходили из тех трудностей, которые появлялись в ходе лечения, - что, надо отметить, принесло значительно большие плоды, чем составление генеалогического дерева семьи пациента, - и в результате, наконец, возвращались к исследованию развития системы снижения тревоги в структуре личности человека. Теперь я попытаюсь рассказать вам об истоках тревоги - о том, какие факторы оказывают влияние на ее возникновение в жизни человека. Нам придется вернуться очень далеко назад, что, собственно, и обусловливливает огромную роль структуры семьи, в которой младенец проводит первые месяцы своей жизни.

Тщательно изучив структуру семьи, мы можем обнаружить, что помимо матери в жизни младенца присутствовали другие люди, оказавшие огромное влияние на первые этапы его развития задолго до того, как между ними и ребенком возникли непосредственные значимые интерперсональные взаимоотношения. Более того, в большинстве случаев некое лицо, не являющееся матерью ребенка, устанавливает постоянные значимые непосредственные интерперсональные взаимоотношения с еще очень маленьким ребенком. Порой сиделка, а нередко и медсестра берет на себя часть работы по обеспечению удовлетворения потребностей младенца в ситуациях, которые они интегрируют. Все, кто замещает мать в выполнении ее функций, со своей стороны персонифицируют младенца, а формирующиеся персонификации играют важную роль в формировании их переживаний и ожиданий, относящихся к младенцам как классу и к данному конкретному ребенку.

Впоследствии в поведении кого-то из выполняющих материнские функции лиц могут найти отражение особые ожидания, связанные с другими людьми, проявления которых я в дальнейшем буду именовать термином недоброжелательность. Действия такой недоброжелательной фигуры никак нельзя назвать заботой, направленной на удовлетворение потребностей младенца; вместо этого она может отшлепать младенца или как-то иначе его напугать. Поскольку недоброжелательное поведение также ведет к возникновению тревоги у младенца, результат «схватывания» этого человека, модифицируясь, превращается в переживание плохой матери. Давайте снова возьмем для примера уже знакомую нам мать семерых детей, седьмой из которых и является сейчас предметом нашего разговора. Предположим, что первой и второй были девочки и что старшая из них выросла трудным подростком, что, впрочем, не такая уж редкость, и большую часть времени она проводит на улице. Вторая девочка превратилась в мамину помощницу, многое делала по дому, на протяжении многих лет чувствуя себя ненужной и забытой, и, как сказала бы ее тетя, стала очень непослушной. И вот появляется седьмой ребенок, мамина помощница берет на себя большую часть заботы, которую относительно взрослый человек должен оказывать младенцу. В ее обязанности не входит кормить ребенка грудью, но она должна укрывать младенца, менять ему пеленки и т. д. В том случае, если мамина помощница демонстрирует недоброжелательность, - это станет нам с вами ясно несколько позже, - ее действия уже не укладываются просто в теорему заботы. Ухаживая за ребенком, мамина помощница порой будет вести себя грубо, ругаться, шлепать младенца и всячески его тревожить.