Интерперсональная теория в психиатрии - [109]

В связи с этим в психике ребенка формируется некий элемент, нередко внезапно проявляющийся через годы в форме крайне дискомфортного переживания. На данной стадии различия между явными и вынужденно скрытыми процессами порой бывают достаточно очевидными, и иногда то, что должно носить скрытый характер, иными словами - что, по убеждению ребенка, не должно быть замечено, проявляется само собой, из-за ограниченности его представлений о некоторых вещах. Например, ребенок может громко говорить не из желания что-либо сообщить кому-то из родителей, а лишь потому, что он тренируется говорить вслух и это часть его воображаемой игры; родитель слышит рудиментарные идеи ребенка, и в результате за свою выдающуюся мистификацию ребенок получает либо поощрение, либо, что случается чаще, наказание.

Это дает ему повод думать, что со скрытыми процессами связано нечто порицаемое и родители знают то, что он пытается скрыть и что он не хотел бы выставлять напоказ, поскольку это может представлять для него опасность. При определенных обстоятельствах на основании этого переживания у человека может сформироваться целая группа процессов вспоминания и предвосхищения, которые в более старшем возрасте выльются в периодически возникающее ощущение, будто другие читают его мысли или, по крайней мере, догадываются о них. Вместе с этим ощущением - по моему мнению, исключительно из-за культурных артефактов - у ребенка, как правило, складывается представление, что происходящее так или иначе связано с его глазами, а оно в дальнейшем перерастет в банальное и, насколько я могу судить, глубоко ошибочное мнение о том, что глаза - это зеркало души и другие могут увидеть в них злобу или что-то в этом роде. Если у вас такая сентенция вызывает недоумение, то вам, несомненно, повезло, поскольку это один из детских пережитков, проявление которого в клинической картине психоза рассматривается как бред. Коль скоро я заговорил об этом, мне бы хотелось, чтобы вы знали: если все, что кажется вам очень важным, рассмотреть с позиций психоза, то перед нами предстанет все то, чему не нашлось места в вашей жизни.

Растущая необходимость различать реальность и фантазии

Я уже говорил о том, что участие родителей в играх ребенка имеет очень большое значение. Они могут просто присутствовать в качестве зрителей или, если это возможно, играть какую-то роль, в случае если у него нет братьев или сестер, которые могли бы выступать в этой ипостаси. В большинстве случаев обстоятельства не позволяют родителям посвящать ребенку все свое время, и он часто оказывается один; а одиночество на данной стадии развития является предвестником одиночества на более поздней стадии, разговор о котором у нас еще впереди. «Одинокий» ребенок, который лишен присутствия своих родителей и их хотя бы пассивного участия в играх, тем не менее живет в необычайно красочном мире своих фантазий, т. е. он восполняет существующую дефицитарность за счет многочисленных так называемых воображаемых персонификаций, занимающих его ум и влияющих на его поведение.

Конечно, нужно помнить, что маленький ребенок не воспринимает фантазию как таковую. Он многое знает о «реальных» чашке, ложке или игрушках, ибо с ними он имеет дело в «реальной» жизни. Но если выйти за рамки краткого перечня предметов, с которыми он ежедневно сталкивается, то оказывается, что его способность различать выдуманные объекты и объекты, включающие в себя аспекты того, что мы обычно называем реальностью, весьма ограничена. Таким образом, многое из того, что не имеет отношения к «реальности», и возникло в мире фантазий ребенка на примере значимых взрослых или в связи с развитием его собственных потребностей, является для него почти столь же реальным, как и существующие в действительности предметы, по крайней мере до тех пор, пока эти воображаемые объекты успешно выполняют свою задачу в ходе скрытых процессов и в игре. Собственно говоря, существующие в реальности предметы, т. е. то, что «реально» для взрослого человека, ребенок окружает [аутичным^ референтным процессом таким образом, что эта «реальность» становится неотличима от его фантазий. И, в свою очередь, все то, к чему мы, взрослые, относимся очень серьезно, например полицейские, дорожные знаки и тому подобное, для ребенка не значит абсолютно ничего. Польза, которую ребенок может извлечь из занятий с игрушками, заключается в тренировке только что сформировавшихся способностей: они не имеют никакого отношения к тем событиям, из-за которых мы вынуждены оплачивать страховку на случай автокатастрофы.

Другими словами, между тем, что каждый человек считает элементом объективной реальности, и тем, что принадлежит только лишь ребенку, на данной стадии различий не существует. Единственное исключение составляют феномены, вызывающие тревогу. Но если ребенок в возрасте тридцати месяцев, например, считает, что материнская фигура совершает какие-то действия, в то время как на самом деле ничего не происходит, это вовсе не означает, что в старшем возрасте у него в связи с этим возникнут проблемы. В случае если на данном этапе потребности ребенка и его поведение, направленное на поддержание безопасности, способствуют «фальсификации» реальных событий, я не вижу причин считать это чем-то большим, нежели просто частью жизни ребенка.