Интернат - [42]

– И чё, нам самим во всём этом разбираться?! – воскликнул Денис.

– Тихо ты.

Серафим посмотрел на дверь. Зашуршал книжкой.

– Нас тоже могут подслушивать, между прочим. Чего раскричался? – упрекнул он.

Денис испуганно хлопнул себя по губам, оглянулся на дверь. Если их подслушали – всё, первые кандидаты в гроб. Причём, Кедраш битьём отделается, а вот Денису точно крышка.

Он уткнулся в книжку, пытаясь прочесть хоть слово, но буквы, складываясь в слова, превращались в странные иероглифы, которые ничего не сообщали перепуганному мозгу.

Серафим перелистывал страницы, вчитываясь в текст, и молчал.

Прозвенело беспощадно «на полдник», и мальчишки, захватив учебники и тетради, рванули в спальню. Закинули учебники, встали в «змею» и под опекой Феликса Ивановича отправились в столовку. Денис всё осматривался, ёжась и вздрагивая в ожидании: откуда клюнет его предвестник смерти?

Высмотрел Надю Ляшко, хотел с ней поделиться, но, пока соображал, как внятно и коротко изложить длинное расплывчатое, одноклассница растворилась в толпе подростков. Вовку Дракина сегодня, похоже, наказали полдником. За ерунду, видно, какую-то. Зато «старшаки» глумились по-прежнему. Даже скучно.

Денис внезапно осознал, что, похоже, привыкает к интернату, несмотря на вжившийся в него страх. Дом, мама растворились в некой мечте – воспоминании о былой радости и сказке. Они были, но где-то глубоко в нём. Возможно, он просто не верил, что вернётся домой, к маме, в прошлую свою счастливую жизнь.

Будет ли она счастливой в будущем?

И будет ли у него будущее вообще?

Денис содрогнулся. Нашёл взглядом Серафима, уткнувшегося в какую-то книжицу перед пустой тарелкой. Лицо «блаженного» освещала едва заметная, но очень добрая улыбка. Что он такое читает, что так светится?!

Денис долго смотрел на Серафима и постепенно отмякал, оттаивал, теплел. Почему, интересно?

Серафим поднял голову, глянул прямо в Денисовы глаза.

«Я с тобой», – сказал он взглядом, и Денис замер, ощущая, как освежающим ручьём перетекал в него из Серафимова сердца свет. Кажется, этот свет называется надеждой.

Так Бог всё-таки существует?

Денис невольно улыбнулся Серафиму. Хорошо стало. Ещё лучше. Зря он с Серафимом цапался и дрался. И вообще… Есть и в интернате люди.

Ну… типа сам будь человеком, и люди возле тебя сами появятся…

Вскоре Денис начал замечать то, что прежде не мог видеть, ослеплённый личной своей бедой. Серафим опекал слабых, беззащитных и не боялся сильных. За это первые его любили, липли к нему, а вторые уважали. И это несмотря на то, что Кедраш – «блаженный», верующий. Иной породы. Это и притягивало многих. Даже «старшаки», расчухав натуру Серафима, перестали его задирать.

Цеплялись к нему лишь «шишаки» – Пуга Пугинский и Крис Крисевич, а от них и некоторые воспитатели и педагоги. Для них верующий Кедраш – граната с вырванной чекой, горечь в сахаре, царапина на мониторе. Вот и доставалось ему больше от взрослых, чем от сверстников.

Но Серафим терпел, не жаловался, и за это ребята гордились им. К Новому году и прозвище его как-то исчезло из обихода. Звали его либо по имени, либо по фамилии. Иногда «наш блаженный» промелькнёт, и то за спиной…

Удивляло поначалу мальчишек, что в некоторые дни Серафим мясо не ест, другим отдаёт, но потом и к этому привыкли, уж и не дразнили его «травоедом» и «макаронником».

Денис вздохнул и поднялся из-за стола бежать на первый урок. Услышанное им у дверей воспитательской стало казаться ему вывертом вирта. Ерунда всё это! Не могут же взрослые убивать детей!

Денис хмыкнул: да сплошь и рядом! И снова помрачнел.

Прошёл день. После ужина Серафим, проходя по коридору мимо Лабутина, бросил:

– Галайде пойду скажу. Ты со мной?

Денис сжал в кулаке трусость и торопливо кивнул. Коту Базилио – Ренату – Серафим сказал, что идёт к Михаилу Натанычу за стержнями и ластиками (у него они как раз кончились). Ренат подозрительно смерил ребят жёстким взглядом и кивнул, разрешая. Мальчики спустились в подвал.

– Здрасти, Михал Натаныч! – звонко поздоровался Серафим.

– Приветствую, люди добрые подневольные, – улыбнулся кладовщик. – Зачем пожаловали?

– А стержни нужны и ластики, –  сказал Серафим, опершись руками на стойку, налегая на неё так, чтобы оторваться от пола и подрыгать ногами.

– Обоим, что ли?

Галайда полез в ящик стола за амбарной книгой.

– Ага, обоим, – подтвердил Серафим.

– Сейчас насобираем, – обещал Галайда.

Покряхтел, вставая, побрёл куда-то в закутки своего хозяйства, вернулся, протянул просителям и канцелярию, и амбарную книгу.

– Расписывайтесь, товарищи.

Мальчики расписались в нужной графе, забрали стержни и ластики, но не думали исчезать за дверью.

– Чего вам ещё? – остро глянул на них Михаил Натанович. – Чаю, поди, хотите?

– А хорошо бы, – тут же согласился Серафим. – Правда ж, Денис?

Денис кивнул.

– Ладно, уговорили, пострелы.

Когда налился чай, а к нему насыпались карамельки и сухое печенье «зоопарк», и всё это угощение выпилось и подъелось, Серафим начал серьёзный разговор.

– Михал Натаныч.

– А? Чаю тебе ещё?

– Не, спасибо, я напился. Тут Денис услышал случайно одни разговор… Не знаем, чего с этим делать.