Интерлюдия Томаса - [36]

– У меня семья.

Пока кто-то не проехал, мне нужно покончить с этим. Мы осторожно встаём на ноги, я продолжаю давить пистолетом в его живот.

– Вы должны увидеть своих детей снова, – предупреждаю я его, – идите спокойно к водительской двери.

Он подчиняется мне без сопротивления, подняв руки вверх, пока я не приказываю ему опустить их вниз и держаться естественно, но он не замолкает, бормочет.

– У меня нет детей, которых я хотел, любимых детей, и никогда не могло быть.

– Но вы хотите увидеть снова свою жену, так что будьте паинькой.

– Вероника умерла пять лет назад.

– Кто?

– Моя жена. Рак. Я так по ней скучаю.

Я угоняю грузовик бездетного вдовца.

Когда мы доходим до водительской двери, я напоминаю ему, что он сказал, что у него есть семья.

– Моя мать и отец живут со мной, и моя сестра Бернис, она никогда не выйдет замуж, и мой племянник Тимми, ему одиннадцать, его родня умерла в автомобильной аварии два года назад. Ты застрелишь меня, я их единственная опора, это будет ужасно, пожалуйста, не поступай так с ними.

Я угоняю грузовик бездетного вдовца, который посвящает себя своим престарелым родителям, поддержке сестры-старой девы и предоставляет приют сироте.

Находясь перед открытой дверью, я спрашиваю:

– У вас есть страховка?

– Хороший полис страхования жизни. Теперь я понимаю, что это не так много.

– Я имел в виду, страховка на грузовик.

– О, да, конечно, транспортное средство застраховано.

– Вы владелец?

– Раньше был. Теперь я работаю на компанию за пособие.

– Это уже лучше, сэр. Если они вас не уволят.

– Не уволят. Политика компании по угонам это учитывает, не волнуйся об этом, жизнь важнее.

– Вы, наверное, хороший сотрудник.

– Они хорошие люди.

– Вы были жертвой угона раньше, сэр?

– Это первый раз – и, надеюсь, последний.

– Я тоже надеюсь, что у меня последний.

Вереница машин и грузовиков проезжает по прибрежному шоссе на вершине съезда, и воздушный поток за ними закручивается воронками, которые замедляются ограждением, заставляя высокую светло-зелёную траву пригибаться, как волосы дико танцующей женщины. Ни одной машины не появляется в верхней части съезда.

– Угонщики приходят командами, – говорит моя жертва. – Ты, действуя в одиночку, обезоружил меня.

– Извиняюсь за обман, сэр. Теперь идите пару миль на север. Если вы посигналите какой-либо машине, то я убью вас и их.

Я слышу, что говорю так же грозно, как Винни-Пух, но он, кажется, воспринимает меня серьёзно.

– Хорошо, как скажешь.

– Я извиняюсь за всё это, сэр.

Он пожимает плечами.

– Дерьмо случается, сынок. Должно быть, у тебя есть причины.

– Ещё одно. Чем загружен твой транспорт?

– Индейки.

– Есть ли ещё люди в трейлере?

Он хмурится.

– Почему там должны находиться люди?

– Мне просто нужно знать.

– Этот автомобиль – рефрижератор, – говорит он, указывая на холодильную установку в передней части трейлера. – Замороженные индейки.

– Так что если там есть люди, они должны быть замороженными и мёртвыми.

– Я об этом и говорю.

– Хорошо, начинай идти на север.

– Ты не выстрелишь мне в спину?

– Я не такой, сэр.

– Не обижайся, сынок.

– Отправляйся.

Он уходит, выглядя несчастным, Санта у которого отобрали сани и северного оленя. Когда он доходит до задней части трейлера, не оборачиваясь назад, говорит:

– Непросто продать краденные замороженные индейки, сынок.

– Я знаю точно, что с ними делать, – уверяю я его.

Когда он на расстоянии около восьмидесяти футов от трейлера, я взбираюсь в тягач и закрываю дверь.

Это действительно плохо. Мне трудно заставлять себя писать об этом. Я убивал людей, это так, но это были плохие люди, которые хотели убить меня. Я никогда до этого не крал ничего у невинного человека – и у злых людей тоже, если подумать, если не считать то, что отобрал пистолет у плохого парня, чтобы выстрелить в него, что я расцениваю больше как самозащиту, чем кражу или, хуже того, одалживание без согласия.

На полочке для хранения вещей над лобовым стеклом висит несколько фотографий моей жертвы с пожилой парой, которые могут быть его родителями, привлекательная женщина пятидесяти лет, которая, вероятно, его сестра Бернис, и мальчик, который не может быть никем иным, как приемным сыном Тимми. На дверце бардачка на верхней части радио, работающего на общественном диапазоне[67], прикреплена фотография моей жертвы с прелестным золотистым ретривером, которого он, несомненно, обожает, а рядом прикреплена карточка-напоминание, на которой причудливым шрифтом написано: «ИИСУС МЕНЯ ЛЮБИТ».

Я чувствую себя дерьмом. То, что я сделал, очень плохо, но я близок к тому, чтобы сделать ещё худшее.

Глава 13

Какой-то парень холодным спокойным голосом говорит: «Джоли Энн Хармони», как будто хочет напугать меня.

Я нахожусь в плохо освещённой комнате с шестью мёртвыми людьми в защитных костюмах или скафандрах, или в чём-то ещё, лица которых расплавлены, натянуты и ухмыляются как сумасшедшие клоуны, их зубы за стёклами как будто светятся зелёным. Когда я слышу своё имя, я почти что ожидаю, что один из шести, а возможно, и все они встанут на ноги и направятся шатающейся походкой ко мне, парни-живые мертвецы в защитных костюмах, зомби-астронавты, но никто из них не двигается, и это не означает, что они безвредные, потому что живые мертвецы всегда стараются обмануть, а затем застать врасплох.