Инсайт - [43]

– Успокойся, дитя. – Баута коснулся моего затылка и эмоции погасли, словно в костёр выплеснули ведро воды. – Я видел всё, вместе с тобой. Я теперь знаю тебя лучше, чем ты сам, несчастная игрушка. Первый урок, который ты должен выучить – здесь, ни в Городе, ни в моём Парке, ни в самом тебе, нет ни капли реальности или правды. То, что ты видел могло случиться несколько циклов назад, может случиться завтра, а может быть просто бредом твоего воспалённого сознания. Или кошмаром, вложенным тебе в голову нашим общим знакомым. Не позволяй этому влиять на твои поступки. Держи информацию в голове, но действую холодно, по плану.

Он помог мне подняться и подставил плечо, когда меня шатнуло от слабости:

– Пойдём. Тебе нужно отдохнуть и многое узнать, прежде, чем мы отправимся в Храм.

Я, совершенно опустошённый, побрёл через парк за своим новым, зловещим знакомым. Примерно через пол часа, мы вышли на маленькую, круглую булыжную площадь, охристую от солнца. Маленькая кофейня справа манила фасадом, улыбалась тёплым светом сквозь тяжёлые деревянные ставни. Слева, на поляне высились давно замеченная мной небольшая конструкция американских горок. По рельсам скользили ярко раскрашенные вагонетки, в которых сидело несколько человек с теми же, бессмысленно-белыми глазами, которые я до этого видел у детей. Они синхронно вскрикивали на подъёмах и спусках, раз за разом, в одних и тех же местах. Выражения лиц тоже оставались неизменными – жутковатые, будто у кукол, отсутствующие улыбки. Вагонетки нарезали круг за кругом, не думая останавливаться. Была в этом такая безысходная, неизбывная жуть и обречённость, что на минуту я замер. Появилось желание присоединиться к этому мрачному, закольцованному веселью. Вечно – подъём-спуск, подъем-спуск и спокойная мертвенная улыбка. Почему-то мне казалось, что для меня вагон остановится.

– Тебе не стоит туда идти. – голос Бауты вернул мне ощущение реальности. – Это по сути – тюрьма. Для души, для мыслей. Хотя, – он пожал плечами, заставив плащ колыхнуться в тёплом воздухе. – они, хотя бы довольны. Ни боли, ни тревог.

– Но кто, – собственный голос показался мне чужим и мерзким. – Кто все эти люди?

– О, жертвы Города, как и мы с тобой когда-то. Те, кто не выдержали и предпочли – это. – Он обвёл рукой вокруг. У нас, скажем так, симбиоз. Они получили спокойствие, которого так жаждали, а я… Ну, скоро узнаешь.

– Кто ты? – ясность мысли возвращалась вместе с вопросами. – И почему сначала хотел меня убить? Я это почувствовал, когда ты вошёл в мой разум.

– Почувствовал мои намерения? Молодец. Ты сильнее, чем мне показалось. Прошёл через барьер, нарушил видение. У тебя определённо есть потенциал.

Я вздрогнул. То, что говорил Баута, неприятно напомнило мне Звонаря. Но мне всё ещё нужны были ответы.

– Ну так всё-таки?

– Видишь ли, Кот… О, не удивляйся, я же говорил, теперь я всё про тебя знаю. И только поэтому ты всё ещё жив и в относительно здравом уме. Так вот, поставь себя на моё место: ты явился в мой дом, убил человека, который привёл тебя сюда и выпил его, как старое вино. И ты весь, весь, насквозь, пропитан ЕГО тьмой!

– Его? Звонаря?

– Нет, моего усопшего дедушки! У тебя есть другие кандидатуры?

– Я этого не просил! – осколки темноты внутри снова стали сливаться в бурлящее озерцо (ГОРЯЧО!). – Он что-то сделал со мной! Я не хотел ЭТОГО!!!

– Успокойся. Не думаю, что ты не наслаждался смертями, которые приносил в последнее время. Но, изначально, ты и правда этого не хотел. – глухое ворчание хлестнуло отрезвляющей пощёчиной, заставив безумие снова затаиться внутри. – Как я и сказал – поэтому ты ещё жив. Возможно я помогу тебе, хотя ты уже почти изменился.

Что? – удивился он моему вопросительному взгляду. – Сам не видишь разве, не чувствуешь? Ты пьёшь чужую боль, гуляешь по чужим снам, сводишь с ума тех, с кем просто поговоришь. Или переспишь, да? Не боишься Звона, даже ждёшь его. А твоё лицо…

Он многозначительно замолчал, дав мне возможность поспешно ощупать кожу на лбу и щеках. Порез справа всё ещё кровоточил, но не это привлекло моё внимание и заставило вздрогнуть. Морщины, глубокие и грубые, как рубцы, прочертили уже не только лоб. Одна спускалась от переносицы до челюсти, пересекая левую щёку, ещё одна, от нижней губы, наискось делила подбородок. Кожа была какой-то помертвевшей, холодной и грубой.

– Что со мной? – удивительно, но страх так и не появился. Возможно я устал бояться. Или просто подсознательно ждал чего-то подобного и поэтому был готов. Но не по себе мне стало, это да.

– Бедное дитя. Ты – на краю пропасти. В одном шаге от того, чтобы превратиться в чудовище.

Он помолчал, дав словам холодом повиснуть в воздухе.

– В какое чудовище? – хрипло спросил я, уже предполагая страшный ответ.

– В какое, да? В одного из Расколотых, разумеется. В гончую Повелителя Кошмаров.

Мы говорили долго. Не знаю сколько. Может сутки. Но кофе действительно был хорош. Баута привёл меня в кофейню, которая дышала уютом и покоем. Только, как и в Парке, я чувствовал фальшь. Серафим невесело засмеялся и посоветовал наслаждаться затишьем, пусть даже и ложным, пока есть возможность. Я постарался последовать этому совету. За разномастными столиками сидели столь же разномастные люди. Одежда на некоторых была явно старинная, на некоторых – пёстрая, привычная для Города рвань. Высокие, низкие, красивые, уродливые, все они эмоционально переговаривались и жестикулировали, собравшись по трое-четверо за столом и литрами поглощая кофе, который разносила усталая светловолосая официантка. Две странности. Первая, уже привычная, – те же белые, выцветшие глаза. А вторая – не смотря на накал страстей и веселья в некоторых компаниях, кофейня была погружена в давящую, почти гробовую тишину.