Шшшарк! Шшшарк! Скребок раз за разом скользил по сырому камню, каждым движением срывая с него тонкий слой слабо фосфорицирующей плесени и отправляя её в стоящую у ног корзину. Шшшарк, шшшарк – один участок. Шшшарк, шшшарк – следующий. Переставить корзину и снова – шшшарк, шшшарк. Кот чувствовал, как монотонная работа успокаивает воспалённый разум. Каждый раз, относя очередную корзину наверх, к скурпулёзно подсчитывавшему их Терьеру, он чувствовал, как боль, разливающаяся по плечам и спине, будто загоняет привычный ужас глубже в череп. Он никогда не исчезал полностью, но Кот знал, что на двенадцать часов монотонной работы он избавлен от самых страшных приступов. Иногда даже почти получалось заговорить с кем-то из работавших рядом ребят, но верхом успеха для него пока было постоять рядом несколько секунд открыв рот и безуспешно пытаясь выдавить хоть звук из сведённого спазмом горла. Все реагировали по-разному. Новенькие, а таких было немного, сочувственно смотрели на него и пытались угадать, что он хочет сказать. Те, что постарше в основном либо просто не обращали на него внимания, либо отпихивали в сторону и ворчали, что он мешает им работать. А к тем, с кем раньше был близок, Кот сам старался не подходить, ему было стыдно за себя нынешнего. В итоге он всегда уходил обратно на свой участок, так и не сказав никому ни слова и чувствуя спиной полусочувственные-полупрезрительные взгляды. Ему, по большому счёту, было всё равно. И к сочувствию, и к презрению он успел привыкнуть. Даже работа, которой он сейчас занимался, была хоть и важна для Своры, но занимались ей, в основном, дети под присмотром кого-то из старших, она считалась практически самой безопасной, хотя то один, то другой человек исчезал, зайдя в одиночку слишком далеко вглубь катакомб. Светящаяся плесень, которую они собирали, в отличие от других световых грибов, встречающихся повсюду в Городе, хоть и давала мало света, но сохраняла свои свойства почти втрое дольше. Её очень выгодно загоняли Менялам из окрестных районов, торгуясь за предметы, которые сама Свора не могла изготовить или найти в необходимых количествах. А плесени всегда было достаточно. И никто больше не находил такую в пределах трёх циклов пути. Росла она только здесь, в неглубоких, но обширных катакомбах под Шпилем.
Очередная корзина наполнилась и Кот, задумчиво потерев овальный ожог в середине лба, сквозь ставшее привычным отупение, сообразил, что если навалит в неё больше, то часть товара может упасть по дороге, и тогда Терьер будет буйствовать. Отложив скребок, он присел, подхватил сплетённую из гниющих волокон непойми чего корзину и, уперев увесистый груз в живот, начал подниматься по центральному, извивающемуся змеёй и будто проплавленному в каменистой породе центральному коридору, наверх.
Дойдя до первой, достаточно ярко освещённой несчищенным грибком площадки, он бухнул корзину под ноги Терьеру и стал терпеливо ждать, когда тот поставит на мягкой плесени очередную зарубку, напротив схематично нацарапанной кошки. Кот не любил работать под присмотром Терьера. Коротышка, значительно младше самого Кота, получил прозвище за вытянутые вперёд челюсти и вечно грустные, выпуклые глаза. Но Коту, в последние Циклы приобрётшему чувствительность в такого рода вещах, всегда виделась в них тщательно скрытая за грустью жестокость. Вот и сейчас…
–И это всё?! – потирая рукой уже начавшую лысеть голову и брызгая слюной, визгливо прошептал коротышка. – Да сюда вошло бы ещё как минимум вот столько!
Протянув над корзиной руку, с прилипшими к пальцам пучками сальных волос и капельками гноя из язвочек на облысевших участках головы, Терьер отмерил высоту ещё сантиметров в десять-пятнадцать. Прекрасно понимая, что столько впихнуть в корзину было бы невозможно, Кот замотал головой из стороны в сторону и, промычав что-то нечленораздельное, попытался знаками показать, что остальные-то приносят ещё меньше…
– Кретин! Ты-ж здоровый, хоть и отупел! Значит, должен носить больше других! – издевательски цедил Коротышка, пока Кот, с трясущимися руками, бессильно смотрел, как его обидчик ставит острым стеклом издевательскую половинку черты напротив его имени, а возле своего – полноценную отметку.
– Считай, одна такая корзина пойдёт только за половину, – злобно хихикая проверещал он. Кот протянул скрючившиеся пальцы к коротышке и шагнул вперёд, чтобы тут же замереть – перед глазами заплясали грязные зубы осколка:
– Ты чего, убогий, поверил в себя?! Что ты сделаешь? Пожалуешься на меня? Даже если бы ты мог выдавить сквозь свой блядский рот хоть звук, кому ты нужен?! – всё более ярясь визжал коротышка. – Улыбаки нет больше, а Хряку плевать, хоть ты сдохнешь здесь!
Продолжая верещать, Терьер размахивал стеклом в опасной близости от лица Кота и тот почувствовал, как проснувшаяся было злость уходит, сменяясь привычным ощущением липкого страха. Он униженно замычал и почувствовав, как ноги подгибаются, осел у стены, сдирая закутанной в мешковину спиной липкий, светящийся мох. Вконец осатаневший Терьер принялся осыпать его пинками, примериваясь попасть по яйцам, и Кот, поджав ноги и подвывая, окончательно скорчился на полу и заплакал.
