Инсайт - [23]

– Ну спасибо, Кошак, что помог. Всё, отпускаю тебя к ненаглядной. Ко мне тоже собиралась Пустельга зайти. – он фривольно подмигнул. – Так что допивай и кыш, кыш!

Они посмеялись. Невесело, Город давил сквозь стены. Кот встал и, глядя под ноги на небольшое, прямоугольное углубление в полу, которое они последние четыре часа выдалбливали ржавыми зубилами, спросил?

– И зачем оно? Что прятать собрался, если не секрет?

– Ну, вообще секрет. Тебе я верю, иначе сделал бы всё один, прост…

– Ага. И проработал бы весь вечер. Без Пустельги, ну.

– Зараза, твоя, блин, правда! – улыбка светловолосого стала ещё шире. – Ну, в общем, пока оставлю это под покровом тайны. Но, – глаза его вдруг стали серьёзными и будто подёрнулись пеплом, – потом… Ну, когда я не вернусь. Забери себе, то, что будет лежать здесь, я сейчас крышку присобачу. В общем забери, тебе пригодится…

Выходя за дверь, Кот махнул рукой:

– Ой, давай разнойся ещё! Я, может, раньше тебя зажмурюсь. Да и когда это всё ещё будет.

Широкоплечий вышел, не оглядываясь. Светловолосый смотрел ему вслед, продолжая улыбаться. Только глаза были испуганными.

Через два цикла, в рейде, Прибой вляпается в Морок…

Крышка оказалась густо натёртым каменной пылью куском фанеры. Я еле нащупал её в тёмном помещении (окон не было, а грибы тут почему-то никогда не росли). Вытащил небольшой, тёплый прямоугольник, завёрнутый в кусок мешковины и пошёл обратно. Дойдя до освещённого куска коридора, я развернул мешковину, чтобы посмотреть, что оставил мне старый друг. Это был… Мобильник. Старый (Старый? Откуда мне знать, даже что такое мобильник?), кнопочный, тяжёлый кусок серо-оранжевого пластика с наискось треснувшим экраном и узкой, длинной прорезью для зарядки в основании. И я прямо чувствовал угрозу, распространяющуюся от этого, несуразного для Города, предмета. Чувствуя Наитие (у тех, кто живёт в Городе, так бывает. Смотришь на предмет и, будто, знаешь для чего он), я плашмя положил его на ладонь, зарядным разъёмом от себя. И большим пальцем нажал кнопку в середине «джостика». Мобильник слегка дёрнулся, и что-то звякнуло о противоположную стену. В массе мха, наполовину погрузившись в камень, жадно подрагивая, торчал металлический прямоугольник, похожий на бритву для старых станков, у которой все четыре края были острыми. Нервно сглотнув, я ещё пару раз нажал на кнопку. Рядом с первым задрожали в стене ещё две бритвообразные «пули».

– Скотина улыбчивая, у тебя был ещё один Артефакт. – в восторге прошипел я. – Что ж ты с кулоном-то только ходил?

В приступе неожиданной сентиментальности, я погладил серую пластмассу и запихал телефон в рукав куртки, надеясь, что он не выстрелит.

Я вернулся в «детскую», волоча за собой пару палок покрепче и старую простыню, недавно составлявшие навес у входа в комнатушку Мумии. Хряк ещё спал. Не отказывая себе в удовольствии посмаковать его боль, я легонько ткнул его носком ботинка в покалеченную ногу.

Мммаааа! Бл*! – он подорвался с криком и тут-же вскрикнул опять, машинально потянувшись к ноге сломанной рукой. Я подождал, пока вопли стихнут (ПУСТЬ КРИЧИТ!) и стал мастерить шины ему на конечности. Хряк сипел, подёргивался, но, в целом, стоически воспринял процедуру.

– Ну? – я гнусавил, сжимая в зубах угол простыни. – Подумал?

– Угу, бл***кий ты хер, Кот. Х*ли делать остаётся? Пойду с тобой. Только тебе придётся мне помогать.

– А-то я не в курсе. Жаль только, что ты так много жрёшь!

Жирдяй набычился, но ничего не сказал. Понимал, урод, что без меня ему не выжить. Я подставил плечо под его здоровую руку и, кое-как, поднял эту тушу. Меня колотило от омерзения. Язвочки на его лице и шее смердели тухлой рыбой, а волосы с каждым движением роняли мне на шею перхоть и порошу. Она жгла, как щёлочь. «И вот ЭТО трогало мою женщину!». Я чуть не блевал от отвращения и злобы. Пришлось стиснуть зубы и затолкать соблазн мести поглубже. Он свернулся внутри ядовитой змеёй и замер, почти неощутимый, но никуда не исчезнувший. Трясясь и подпрыгивая на одной ноге, от чего мои зубы щелкали, терзая измученный язык, Хряк кое-как мог перемещаться. Так мы доковыляли до центрального проёма (пятно крови-плесени будто ещё разрослось и усиками потянулось по стенам. Из боковых комнат тоже выпростались «побеги»).

– Подожди секунду. – я опёр это массивное тело на стену, где ещё не было кровавого грибка, пользуясь возможностью передохнуть, и поднял остатки сорванного занавеса. С помощью ножа Улыбаки откромсал квадратный, плотный кусок (кажется это когда-то был клетчатый плед). – Сгодится, если что, дверь или окно закрыть. – С помощью булавки, закрепил плед на плечах, на манер плаща. И только тут заметил, что Хряк, рукой в лубке, придерживает куртку спереди, а пузо его будто стало ещё необъятнее.

– Давай уже сюда, положу в мешок. – я протянул руку.

– Что? – свинячьи глазки забегали, когда я выразительно посмотрел на него, пытаясь выразить обещание его одинокой, мучительной и ужасной смерти. – Л-ладно, держи, вот. – неловко орудуя одной рукой, он достал из-за пазухи перетянутый бечевой увесистый пакет. Полкило где-то. Богатство прям. Пока я упаковывал Пыль в мешок, он смотрел за ней грустными, собачьими глазами.