Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [17]

Шрифт
Интервал

(их крестному отцу?). О насильно отобранных детях с возмущением писали и родственники Анны[157]. Царь Михаил Федорович толковал эту ситуацию примером доброго расположения к семье: «А дьти еъ живут поволно и тесноты им ньт никакие»[158].

Указывая на монастырь, Олеарий, очевидно, соединил название двух русских обителей. Он писал о «Белозерском монастыре, лежащем в нескольких милях под Москвой»[159]. В действительности Анна первоначально была направлена в Новодевичий монастырь[160], расположенный в окрестностях Москвы. Вероятно, власти рассчитывали решить проблему без жесткого наказания, не вызывая международной огласки. Но в заключении Анна оказалась непреклонна. Олеарий с восторгом пишет, что в условиях изоляции и давления она «тем не менее, не хотела ни кланяться перед русскими иконами, ни сгибаться перед ними; напротив, скорее она сама начала приводить монахинь к своим воззрениям, чем поддалась их увещеваниям»[161]. Русские властители иначе, чем голштинский лютеранин, воспринимали поступки Аграфены Деремонтовой. В изложении русских документов она «воровала в том нашем крещении многими своими дьявольскими козньми и государю и патриарху лгала»[162]; и «православную вьру… самоволством обругала»[163].

Видимо, в Новодевичьем монастыре с Анной произошла описанная Олеарием история с кровельщиком. В соответствии с русскими нормами права находившейся на епитимье Анне были запрещены любые контакты и переписка с родными. Однако вдова смогла передавать письма старшим сыновьям с наставлениями в вере и получать от них послания при помощи немца-единоверца, работавшего в монастыре по ремонту крыши[164]. Таким образом, Анна встретила единомышленника даже в православном монастыре и не утеряла духовную связь с сыновьями. Возможно, ее контакты стали все же известны игуменье монастыря (Олеарий пишет о хитром обмане англичанки, когда незадачливые монастырские власти, не понимавшие никакого языка, кроме русского, слушали лишь ее перебранку с мастером-иноземцем). В любом случае в Новодевичьем монастыре Анна пробыла недолго.

Стойкость к прежней вере Анны и нарушение правил для церковных преступников повлекли ужесточение епитимьи. Она была отправлена в более тяжелые условия. Как отмечалось, Олеарий упоминал о Белозерском монастыре. В 1636 г. по указу патриарха Иоасафа «новокрещена немка» Аграфена была переведена в находившийся в ведении Кирилло-Белозерского монастыря Воскресенский Горицкий женский монастырь[165]. Глава русской церкви предписывал игуменье Евранье разъяснять основы православия непокорной англичанке. Он рекомендовал «послать черного попа или старца искусна довольно исполнен велели ему тое новокрещенную жонку ньмку Огрофенку в обходе и ыгуменьею и с сестрами навещати и от правил Святых апостолъ и Святых отец и ото всех Божественных писании в розум истинные нашей православные християнские вьры греческаго закона приводить и наставляти ко истинному пути спасения, чтоб она, помнячи наше руское крещение в нашу православную християнскую вѣру греческаго закону. А велели бы еъ навещать почасту и не одному, чтоб хто умел болши говорит о крещении и православной крестьянской вьре»[166]. Безусловно, «исправление в вере» в далеком северном монастыре не ограничилось увещеваниями духовного отца, приставленного к Анне. Ее родные рисовали картину ужасающих бедствий, постигших отстаивающую веру протестантку. По их словам, оторванная от детей на 500 миль, Анна была брошена в темницу на хлеб и воду. Но страшнее голода оказался холод, столь невыносимый, что не позволял сомкнуть глаз. Испытания превышали пределы человеческих сил, и, по словам близких, Анна находилась на грани смерти[167].

Дело Анны Барнсли приобретало международный резонанс. Информация удивительно быстро пересекала границы. Сведения о направлении Анны в монастырь сразу же были доставлены ее родным в Англию. Очевидно, род Барнсли обладал достаточным влиянием, чтобы организовать давление на верховную власть и вызвать составление королевского послания. Члены семьи Анны известили о происшедшем своего короля, находившегося на тот момент из-за эпидемии чумы в загородной резиденции. Видимо, в 1636 г. королю была направлена первая петиция клана Барнсли. Как результат 20 декабря 1636 г. Карл 1 составил в Хемптон-Корте ноту царю Михаилу Федоровичу. Текст королевской грамоты не сохранился, судить о содержании документа возможно по русскому переводу, осуществленному в Посольском приказе[168]. Дошедшая версия королевского послания дает возможность реконструировать текст обращения родных. Король прямо указывал на источник своих сведений: «…Нам объявлено по покорному челобитью от уроженных наших подданных старинного родства Барнсьлив в нашей аглинскои землъ». К посланию семьи Барнсли восходили рассказы о хитрости Пьера де Ремона, завлекшего Анну в монастырь; о намерении русских властей выдать вдову замуж. Со ссылкой на прошение семьи Барнсли король повторил требование родственников Анны: «…Мы розсуждая ту бѣдность той неповинной шляхтичнѣ и покорной челобитие племяни еъ, пишем о еѣ тяшкои бѣдности к вашему величеству, чтоб вы то милостивно розсудили по нашему сердечному печалованью к вашему величеству… чтоб вы приказали вскоре тоѣ изтесненную шляхтичну Анну Бернслееву с еѣ детми ис тюрьмы освободити и опростати на прежную волю совести еѣ… или отпустити еѣ в наше государство еѣ природную землю»


Рекомендуем почитать
Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба

Книга охватывает многовековую историю российского самодержавия, но основное внимание автора сосредоточено на царствовании Николая II, убийстве его семьи и ее посмертной судьбе. Показано, что хотя со времени расстрела царской семьи прошло сто лет, проблемы цареубийства остаются острыми в современной России и от того, как они решаются, во многом зависит ее настоящее и будущее.


Верны подвигам отцов

В книге на основе конкретных примеров мужества и героизма, проявленных старшим поколением советских людей в годы гражданской и Великой Отечественной войн, показывается формирование боевых традиций Советской Армии и Военно-Морского Флота, их преемственность молодыми защитниками Страны Советов. Авторы рассказывают старшеклассникам о военно-учебных заведениях и воинских династиях, которые в составе Вооруженных Сил СССР прошли славный героический путь за 70 лет существования Советской власти.


Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.)

Книга рассказывает об истории янычарского корпуса, правилах и нормах его комплектования и существования, а также той роли, которую сыграли янычары как в военных, так и во внутриполитических событиях Османской империи. В монографии показаны фундаментальные особенности функционирования османской государственности, ее тесная связь с политикой войн и территориальной экспансии, влияние исламского фактора, а также значительная роль янычарского войска в формировании внешней и внутренней политики турецких султанов.


Грани военного таланта (об A. М. Василевском)

Книга посвящена Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому. Автор, московский журналист, военный историк В. С. Яровиков, лично знавший Александра Михайловича, рассказывает о полководческой деятельности Василевского в годы Великой Отечественной войны, его работе на высших постах в Вооруженных Силах, об участии в обобщении опыта войны, о личных качествах Александра Михайловича — человека, коммуниста, полководца.


Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII–XVI веках

В истории средневековой Руси трудно найти более противоречивый сюжет, чем место в ее системе Полоцкого княжества. Связанный с остальной Русью общностью начальных судеб, исповеданием православия, языком и письменностью, Полоцк в переломный момент своего развития стал на долгие века частью не Русского, а Литовского государства. Парадокс этого феномена состоял в том, что Литва, поначалу зависимая от Полоцка, затем взяла над ним верх, но это могло случиться только после того, как полоцкое влияние преобразовало саму Литву: русский язык стал надолго ее государственным языком, а князья литовских династий сплошь и рядом отвергали язычество и принимали православие во имя торжества единодушия со своими славянскими подданными.


Белгород-Днестровский

Очерк знакомит с историей древнего украинского города, рассказывает о борьбе трудящихся бывшей Бессарабии за воссоединение с Советской Отчизной, а также о расцвете экономики и культуры края в послевоенный период.