В истории средневековой Руси трудно найти более противоречивый сюжет, чем место в ее системе Полоцкого княжества. Связанный с остальной Русью общностью начальных судеб, исповеданием православия, языком и письменностью, Полоцк в переломный момент своего развития стал на долгие века частью не Русского, а Литовского государства. Парадокс этого феномена состоял в том, что Литва, поначалу зависимая от Полоцка, затем взяла над ним верх, но это могло случиться только после того, как полоцкое влияние преобразовало саму Литву: русский язык стал надолго ее государственным языком, а князья литовских династий сплошь и рядом отвергали язычество и принимали православие во имя торжества единодушия со своими славянскими подданными. Так возникло Литовско-Русское государство, которое в остальной Руси воспринималось как образование родственное, хотя и постоянно чреватое военной опасностью.
Примером особого взаимоотношения с Литовско-Русским государством может служить политика Новгорода. С первой половины XIV в. новгородцы охотно приглашают к себе на службу безземельных князей литовского дома, отдавая им в кормление Копорье, Корелу и другие северные пригороды и доверяя этим служилым князьям оборону Новгородской земли от шведов. Пограничные с Полоцкой землей волости Великие Луки и Ржева подлежали новгородской юрисдикции, но государственные подати платили Литве ради безопасности южных рубежей Новгорода. А перед своим падением, вступив в жесточайший конфликт с Москвой, Новгород не находил другой альтернативы, кроме политического союза с Литвой.
В первой главе, предлагаемой на суд читателей книги, обсуждается трудный вопрос о том, с какого момента Полоцк был подчинен Литве. Думаю, что выдвинутое там мнение не претендует на то, чтобы стать окончательным. Если еще в 1191 г., взяв мир с Новгородом, полоцкие князья обсуждают вместе с новгородцами планы похода на Литву, то есть демонстрируют полную независимость от нее, то уже в 1198 г. полочане вместе с литовцами нападают на новгородские Великие Луки, а посаженный в этот город сын новгородского князя Ярослава Владимировича Изяслав назван летописцем «оплечьем от Литвы». Именно с этого момента начинается непрерывная серия набегов на соседние русские земли — в 1200 г. на Ловатские и Нижне-Шелонские волости, в 1210 г. на Ловать, в 1214 г. на Псков, в 1217 г. на Шелонь, в 1223 г. на Торопец, в 1224 г. на Русу, в 1225 г. на новгородскую и смоленскую земли, в 1229 г. на южные волости Новгорода и на Селигер, в 1234 г. снова на Русу и т. д. Очевидно, что плацдармом для всех этих нападений служила Полоцкая земля, оказавшаяся тогда в несомненном подчинении Литве. О том же свидетельствуют и оборонительные усилия новгородцев, которые в 1200 г. посылают в Великие Луки воеводу, а в 1211 г. воздвигают там новые фортификации. В 1239 г. князь Александр Ярославич создает целую систему укрепленных городков на Шелони, явно предназначенных для обороны от Литвы там, где пролегал путь литовских набегов, берущий начало в Полоцкой и Витебской землях.
Лишь в первой половине XIV в. взаимоотношения Новгорода с Литвой стабилизируются, но к этому времени Литва захватила Торопец и волжскую Ржеву, став соседом Новгорода на протяжении почти всей южной границы его земель. И эти земли предстояло отвоевывать многим поколениям русских под знаменами Дмитрия Донского, Ивана III, Василия III, Ивана Грозного, Петра Великого. Идея воссоединения Руси в этом процессе явно превалировала над проявлениями агрессивности. В этом убеждает и история разделов Польши при Екатерине II, в ходе которых Россия не заявляла претензий ни на один клочок коронных владений Польши, включив в свой состав лишь земли собственно Литовско-Русского государства, находившегося с конца XV в. в унии с Польшей. Впрочем, белорусский этап истории этих земель (и Полоцка в их числе) выходит за хронологические рамки этой книги.
Читатель не будет разочарован, следя за причудливо меняющимися эпизодами полоцкой истории эпохи князя Свидригайло и первых отвоеваний Ивана III. Впервые столь подробно рассказано о событиях 1563 г., нашедших диаметрально расходящиеся оценки как в глазах современников, так и в историографии, никогда не бывшей свободной от политических пристрастий. Книга, написанная Д. Александровым и Д. Володихиным в начале их многообещающей научной деятельности, начинается изложением событий конца XII в. Будем надеяться, что их совместная работа когда — нибудь подарит нам и раннюю историю Полоцкой земли времен Олега, Рогволода, Рогнеды и «князя — оборотня» Всеслава — той эпохи, в которую уходят корни полоцкой особности.
Академик Валентин Лаврентьевич Янин
Политическая история Полотчины времен Рогнеды и Всеслава, времен деятельности св. Ефросинии Полоцкой и возведения храма св. Софии имеет богатую историографическую традицию. О Полоцкой земле X–XII вв. много писали в прошлом столетии, много пишут и в нашем веке, как в России, так и в Польше, не говоря уже о самой Белоруссии.
Значительно меньше внимания уделено более позднему периоду — XIII–XVI вв. Надо полагать, тонкость и щепетильность проблем национального развития белорусов, русских, литовцев и поляков, проблем, образующих на Полоцкой земле на протяжении этой эпохи настоящий гордиев узел противоречий, не способствовала исследовательскому рвению историков, представлявших все эти народы. В указанные столетия определяющим фактором в истории региона становятся полоцко-литовские взаимоотношения, то мирные, то взрывающиеся кровавыми конфликтами. В конце XV в. отступившие было на несколько десятилетий на второй план этно-конфессиональные проблемы вновь осложняются, обретая национально-государственный характер. Войны между Московским государством и Великим княжеством Литовским превращают Полотчину в устойчивый театр боевых действий, настолько же традиционный, насколько была таковым, например, Смоленщина. Фактически Полоцкая земля, при всей динамике социальных, этнических и государственных условий своего бытия, более четырехсот лет (не говоря о XVII–XVIII вв., выходящих за хронологические рамки работы) существовала меж двух миров, приспосабливаясь, адаптируясь, воюя, поднимая и поддерживая мятежи…
