Иногда оно светится - [3]

— «Выбора нет» — самые глупые и бессмысленные слова, сказанные с тех пор, как у человека появилось право делать выбор, — с чувством сказал я в пахнущую солью пустоту и бросил вниз окурок. Он завертелся, закрутился, пшикнул в пенной шапке набежавшей волны и исчез. Я вздохнул и вернулся обратно.

Компьютер сообщал, что осталось двадцать секунд — я успел вовремя.

И когда пришло время, граф ван-Ворт, скай-капитан Линус нажал на кнопку.

Если он когда-нибудь и колебался, то всегда заканчивал начатое.

Когда я впервые оказался тут, мне подумалось — более скучной планеты пожалуй нет во всей Галактике. Размером поменьше Марса — и одна вода! Бескрайняя, бесконечная, просто висящая в Космосе капля. Два небольших архипелага на северном полюсе да редкие островки, настолько маленькие, что и корабль не посадить. «То, что надо!» — сказал я тогда. И действительно, это было то, что мне было надо.

«Тогда» прошло четыре года назад, я был тридцатичетырехлетним скай-капитаном в сияющем мундире, брился каждый день и курил только «Бонфарс» по восемь миа за пачку. И я еще верил в то, что бегство — это последний выход для графа и офицера. Когда «тогда» прошло, оказалось, это вовсе не выход. «Бонфарс» я бросил курить еще на второй год — несмотря на приличное жалованье, транспорты снабжения заходили сюда редко. Пришлось перейти на обычные сигареты, которых в рационе всегда хватало. Впрочем, я все еще брился каждый день. Постоянное одиночество делает из человека педанта. Первый год я читал Плиттона, пил литрами кофе и бороздил бескрайний океан на маленьком катере. На второй год я достал из угла сенсетту и взялся за музыку. Но из слушателей у меня были лишь шнырьки, птицы, да изредка вылезавшие на косу погреться глубоководные тритоны. Третий год пролетел под шелест переворачиваемых страниц — я заказал с Герхана книги — настоящие книги, из обработанного дерева — и погрузился в пучину, где миром правит слово. Транспортировка этих книг стоила небольшое состояние, но я пока мог себе это позволить и в скором времени у меня скопился целый шкаф. Шкаф я сделал сам, из дрейфующего плавника и поставил на втором ярусе. Книги долго развлекали меня. Я внимал чарующим речам Фьорна, льющимся как волшебные ручьи, в которых плещется верткая рыба спрятанных за красотой слова образов, читал мудрые рассуждения Декмарта, проникнутые мудростью веков и осененные дыханием Времени, а когда старик Декмарт надоедал своим монотонным бормотанием, я брал с полки Каню и хохотал, упиваясь его отточенными остротами и сарказмом, едким как осиный яд. Когда становилось темно чтобы читать, я закрывал книгу закладкой и поднимался на обзорный ярус, где за толстым стеклом дышало и волновалось море, а солнце подсвечивало его медовыми лучами. Изредка поднималась буря — черное небо истекало грохочущими струями дождя, в тучах что-то сверкало с грохотом, а волны серыми зубьями пытались перекусить маяк, но разбивались об него и рассыпались веерами черных жемчужин. В такие момент я брал бутылку «Шардоне» и, накинув куртку, выходил на карниз. Я сидел, свесив ноги в рокочущую пустоту, смотрел на беснующееся море, пил вино и читал стихи — Плиттона или свои. Вино было отменное, с виноградников Герхана, каждый год мне поставляли по десятку ящиков и стоило это столько, что за прошедшее время я бы уже окупил виноградник размером с четверть этой планеты.

Вот так я и жил в своем мире, то срываясь в пропасть горькой романтики, то взлетая к бритвенно-острым утесам цинизма, которые вспарывали ветхую материю бытия не хуже, чем логгер вспарывает обшивку корабля. Изредка выходили на связь проходящие неподалеку корабли, но о чем им общаться с одуревшим от самого себя графом, сидящим безвылазно на своем маяке? Чаще всего они просто сбрасывали инфо-пакет с новостями и исчезали.

И еще были кайхиттены. Эти беспокойные дикари, которых носило по всей Галактике в поисках богатых миров и незаселенных планет. Как древние викинги, они садились в свои корабли и мчались в неизвестность, чаще находя смерть, чем богатство. Они оставляли все чтобы получить свое и за это их трудно было не уважать. Они были хорошими воинами, неплохими и в ближнем и в орбитальном бою, но их хаотичность, вечносжигающее их изнутри пламя, часто делало их корабли мишенью для имперских орбитальных логгеров.

За четыре года я уничтожил шесть кораблей.

Здесь, на самом краю Империи, они часто объявлялись — то искали транспорты, то шерстили переферию. Их никогда не было много, но злость и жажда крови делали из них страшного противника. В ближнем бою я сталкивался с кайхиттенами лишь однажды, когда был зеленым флит-капралом и проходил службу в пограничном гарнизоне пятого сектора. На память я унес воспоминания и длинный зигзагообразный рубец на плече, маленькую бледную молнию. В те времена на границах часто было шумно, приходилось сталкиваться и с другими варварами Космоса — ихтонами, сартками, негуманоидными фриггами, но никто из них не превосходил кайхитов по злости и безразличному отношению к собственной жизни. Они действительно были дикарями — жили чуть ли не при феодализме, книг не писали, а с их верфей никогда не сходил корабль, не оснащенный хотя бы одним орудием. Эти люди жили шумно, не считаясь ни с чем и даже с какой-то мрачноватой романтикой, которая, как по-моему, была замешана на фатализме и даже воспевании смерти. Смерть в бою, достойная и славная кончина для любого уроженца Герхана, для кайхиттенов была соблазном, к которому они рвались с фанатизмом настоящих берсерков. Я своими глазами видел, как кайхиттен, полусоженный лучами ручных логгеров, ослепший и истекающий кровью, пробежал не меньше полусотни метров для того чтобы своим страшным палашом снести голову имперскому пехотинцу. Прожить недолго, но с шиком, а уйти с дюжиной врагов на счету — это был идеал, нигде открыто не провозглашаемый. Тихая мирная жизнь была слишком скучна для этих воинственных бродяг Космоса. Герханцев они не жаловали особо, наша планета считалась среди кайхиттенов, таких беспощадных в бою и с такой на удивление консервативной моралью, рассадником порока и родиной хладнокровных убийц. Не могу сказать, что они сильно клеветали на Герхан, но, являя собой абсолютно полную противоположность нам, старались при случае подстроить подлость. Графы ван-Ворт не пользовались привилегиями по сравнению с остальными родами Герхана. Мой дядя погиб в плену кайхиттенов, когда мне было четыре года, а пятью годами позже в пограничной стычке с ними был смертельно ранен мой кузен. Так что в нашем роду кровожадные дикари были не в фаворе и делом чести для каждого графа ван-Ворт было иметь на личном счету не менее трех-четырех голов. Что до меня, свою норму по головам я сдал еще во время службы в пятом секторе, так что предки, чей прах остывает в земле фамильного склепа ван-Ворт, могли по праву гордиться своим потомком.