Инквизитор. Охота на дьявола - [97]

Пока он пил, она заботливо поддерживала его голову.

После нескольких глотков ему стало чуть лучше.

И оба одновременно поняли: эта сцена была словно зеркальным отражением той, другой, когда Долорес пришла сюда в первый раз. Только теперь он нуждался в помощи, а она склонилась над ним. И даже кубок в ее руке был тем же самым.

Долорес впервые видела Бартоломе таким: больным, усталым, разбитым. Она привыкла к тому, что он всегда был сильным, властным, насмешливым. Но именно в эту минуту она вдруг со всей ясностью осознала, как дорог ей этот человек.

Ее пальцы разжались, кубок со звоном покатился на пол.

И едва замолк этот долгий, жалобный звук, как зазвенел ее голос:

— Я люблю вас, Бартоломе!

Она произнесла то, что он давно уже знал. И все равно ее признание застало его врасплох.

— Что?!

— Я люблю вас!

— Ты с ума сошла!

Она даже не рассердилась, она только грустно улыбнулась. И в третий раз повторила то же самое.

— Но я — инквизитор! Мои руки в крови! — сказал он и сам поразился тому, что сейчас его слова имели буквальный смысл. — Скольких я осудил и, скорее всего, осудил безвинно!

— А скольких вы спасли? Я уверена, вы старались смягчить приговоры, насколько это было возможно… Что было бы, если б на вашем месте оказался мерзкий-мерзкий брат Эстебан или этот страшный, злой, глухой старик?! Никому не было бы пощады!

— Но, девочка моя, я гожусь тебе в отцы!

Долорес очень сильно любила отца, но совсем, совсем не так… Она попыталась представить себе Бартоломе на месте своего отца и невольно рассмеялась.

— Нет, — сказала она, — не годитесь!

— И, кроме того… помнишь, что сказал обо мне брат Эстебан? Он сказал правду, Долорес.

— Я знаю, — прошептала она. — Я слышала… Но ведь… мне вы тоже предлагали… И тем не менее, я уверена, вы не смогли бы поступить бесчестно!

— Значит, ты готова простить мне мое прошлое?

— Я готова стать вашим настоящим и разделить с вами будущее!

— Долорес, девочка моя, подумай хорошенько, что ты говоришь и что делаешь!.. Я… я ничем не заслужил этого… и я бы очень не хотел принести тебе новые страдания!

— Не заслужил? — рассмеялась она. — Но разве любовь нужно заслужить?! Я любила бы вас, даже если бы вы не вызволили меня из тюрьмы трибунала, если бы не защищали меня от пьяных матросов, если б на свете не существовало никакого дьявола и вам не пришлось бы рисковать жизнью! Я все равно любила бы вас! Любила бы, если б ничего этого не было! И я люблю вас вовсе не за то, что вы все это сделали, а просто за то, что вы есть на белом свете, и люблю вас таким, какой вы есть! Неужели вы этого не понимаете?!

Он понимал. Он только изо всех сил пытался постичь, что принесет этой девочке больше бед: если он примет ее любовь или если откажется от нее? И также понимал, что уже не в силах от нее отказаться…

— Долорес! — прошептал он. — Нет, это не ты, это я сошел с ума, потому что я готов во все в это поверить!

Он слегка приподнялся на локтях, но чувствовал себя еще слишком слабым, чтобы побороть головокружение и встать.

— Боюсь, сегодня я не в состоянии отвести тебя домой, и тебе придется ночевать под моим кровом.

— Неужели вы думаете, что сейчас я могу вас оставить?!

— Но что подумают люди, если узнают, где ты провела ночь?!

— Возможно, они будут правы, — улыбнулась она. — И… неужели вы хотите, чтобы я ушла?

— Нет, — ответил он. — Не хочу.

— Я останусь. Я останусь здесь, с вами. Вы слишком устали, постарайтесь уснуть, а я буду охранять ваш сон.

— Утром я должен уйти…

Ему оставалось на отдых часа три-четыре. На рассвете, когда он поднялся, растолкал Санчо, уснувшего прямо на полу возле кровати дьявола, Долорес спала в кресле. Она даже не слышала, как он уходил.

* * *

Ранним утром следующего дня трое монахов в черных накидках с капюшонами, какие обычно носили доминиканцы, вошли в здание святого трибунала. Тот человек, что шел в центре, высокий, широкоплечий мужчина, казалось, неважно себя чувствовал, поэтому двое других, брат Себастьян и молодой монашек, поддерживали его под руки.

Стража беспрепятственно пропустила их, узнав в одном из монахов инквизитора.

Несколько минут спустя брат Себастьян приказал привести в зал для допросов дона Фернандо де Гевару, а молодого монаха отправил куда-то с поручением. Допрос узника на этот раз длился недолго. После возвращения переодетого монахом Санчо, Бартоломе распорядился вновь отвести узника в камеру. Затем трое доминиканцев покинули трибунал. Широкоплечий монах по-прежнему шел в центре, только на этот раз он, как будто, пришел в себя и даже вел себя беспокойно, постоянно оглядываясь по сторонам.

Они остановились на углу улицы, около таверны под вывеской «Вкусный обед».

— Санчо, — спросил инквизитор молодого монаха, — ты купил все, что я просил?

— Да, хозяин.

— Приведи лошадь.

Когда Санчо исчез во дворе трактира, Бартоломе откинул капюшон, до этого почти скрывавший его лицо, и повернулся к своему спутнику. После бессонной ночи он был бледен, темные круги обозначились под глазами, тем не менее, он улыбался, как обычно, слегка насмешливо и немного грустно.

— Я не верю тому, что происходит, — взволнованным голосом сказал второй монах. — Я снова дышу вольным воздухом!.. Я вижу людей, дома, небо, а не крыс в тюремной камере!.. Я свободен! Скажите, вы не обманываете меня? Все это явь, не сон? Я перестал различать день и ночь… Я потерял счет дням… Кажется, я даже забыл, кто я есть на самом деле…