Инквизитор. Охота на дьявола - [86]

И вдруг голос его сорвался на крик:

— Вы упустили убийцу! Вы упустили преступника! Вы загубили все дело!

— Трусы! Идиоты! — орал он. — Дурачье! Безмозглые твари! Нет никакого дьявола! Нет никакого черта! Есть только глупцы, которые в него верят! — он ругался беззастенчиво, вполне уверенный в том, что у солдат не хватит сообразительности даже для того, чтобы принять его слова за чистую монету.

— Чего только в гневе не скажешь! — шепнул один из стражников другому.

Парни молча выслушали весь обрушившийся на них поток брани, какой не каждый раз услышишь даже под вечер в портовых тавернах.

Впрочем, Бартоломе быстро остыл, сник. Несколько минут он сидел, сжав руками виски. Стражники переминались с ноги на ногу.

— Рассказывайте, — произнес он наконец, и голос его прозвучал уже бесстрастно и ровно.

— Святой отец, я стрелял в него! Я в упор разрядил в него пистолет, а ему хоть бы что! — сказал один.

— А я бросил в него кинжал, — поддержал его другой, — но клинок отлетел от него, как будто лезвие было деревянным…

— Да, — подтвердил третий, — Педро никогда не промахивается, он бы попал, если бы…

— Я с детства умею бросать ножи, — вновь вставил второй стражник. — Я бы не промахнулся…

— Он заговоренный!

— От него пули отскакивают!

— Его нож не берет!

— Что и говорить, сам сатана…

— Это сам Люцифер. Он светился.

— Одно слово, нечистая сила…

— Простаки! — вздохнул Бартоломе. — Этот человек знает тысячи смесей и составов. Он мог сиять, светиться, гореть, тлеть, все что угодно! Вы обязаны были его схватить, даже если бы у него были крылья и нимб! Он одурачил вас, провел, как детей!

Стражники переглянулись, с сомнением покачали головой, а потом один из них, все тот же, самый смелый и словоохотливый, выразил вслух общее мнение:

— Святой отец, мы смиренно просим нас простить, но только ловить нечистую силу мы больше никогда не пойдем! Мы готовы пойти под выстрелы… Мы и убийц, и разбойников хватали… Но такого мы не видели никогда! Так что увольте, святой отец!

— Убирайтесь ко всем чертям! — устало махнул рукой Бартоломе.

Стражники двинулись к выходу. Руис последовал за ними, но Бартоломе окликнул его.

— И ты, Федерико! — наверное, в предсмертных словах Цезаря было меньше горечи, чем в этом восклицании Бартоломе. — Как ты мог! Ты же разумный, здравомыслящий человек! Или ты тоже поверил в эту чертовщину?

— Я видел собственными глазами! — покачал седой головой альгвасил.

— До сего времени, — серьезно продолжал он, — я вел очень греховную жизнь. Но я воочию увидел посланца ада… За мои прегрешения Бог послал мне страшное предзнаменование… Я был потрясен! И я дал клятву. Святой отец, я никогда больше не буду ни пить, ни богохульствовать!

— Пошел вон, раскаявшийся грешник! — воскликнул Бартоломе и в сердцах добавил:

— Лучше бы ты напился! Пьяный проспится, дурак — никогда!

* * *

Джованни Пагано был зол, как человек, все многолетние начинания которого рухнули в одночасье.

Тем временем стражники ходили из трактира в трактир, пили за чужой счет и рассказывали о встрече с дьяволом истории, одну страшнее другой. К концу дня происшествия вчерашнего вечера обросли самыми фантастическими подробностями.

Джованни Пагано, оставшись в одиночестве, (ни один ученик не отважился зайти в дом, где обитал дьявол, и даже прохожие старались как можно быстрее проскользнуть мимо злополучного дома) размышлял, что ему теперь делать: поскорее бежать от греха подальше или же остаться и ждать, чем закончится дело. И так, и этак выходило плохо. Бежать означало порвать все с трудом налаженные связи, лишиться приличного заработка и подтвердить подозрения инквизиции о своей причастности к плутням дьявола. Скрылся — значит, виновен, решат все. С другой стороны, побег мог оказаться лишь отсрочкой от тюрьмы, а отнюдь не спасением. Длинная рука святого трибунала могла достать Пагано даже в Италии. К тому же, учителя фехтования останавливало то обстоятельство, что он внес плату за аренду дома за полгода вперед. Но… оставшись, итальянец рисковал угодить за решетку с часу на час.

Джованни Пагано стоял в оконной нише пустого зала и с тоской смотрел на улицу, где вот-вот могла появиться стража.

Стражники не пришли. Зато появился человек в черном, уже однажды побывавший у Пагано и назвавшийся тогда доном Бартоломе де Сильва.

— Что, маэстро, — слегка улыбнувшись, спросил он, — чертей у себя прячете?

— Идите вы сами к черту! — грубо ответил учитель фехтования.

Когда он был зол, от него доставалось всем, кто попадал под руку, и вопрос Бартоломе сейчас подействовал на него, как красный плащ матадора на быка. Пагано пришел в ярость.

— Хотел бы я попасть туда, где сейчас скрывается этот самый черт, — заметил Бартоломе.

— Я вас могу туда отправить! — угрюмо пообещал Пагано и снял со стены шпагу.

— В самом деле? — усмехнулся Бартоломе, сделав вид, что не понял угрозы. — И где же он?

— Вы что же, черт возьми, пришли издеваться надо мной?!

— Что вы! Я хотел только побеседовать с вами в тишине и покое. Ведь нам с вами здесь никто не помешает, не правда ли? Все ваши ученики разбежались, прошу прощения, как черти от ладана…

— Я надеюсь, вы тоже оставите меня в покое!