Инквизитор - [115]

Однако, с принятием «Liber sextus»[109] Папы Бонифация VIII, судьям дозволено не указывать ответчику его преступление, если тот не возражает. И я едва не упустил своего шанса.

Я вспомнил о своих правах, прежде чем прозвучали роковые слова, и, обернувшись к Пьеру Жюльену, спросил:

— А где свидетельские показания? В чем, собственно, меня обвиняют?

— Вы спрашиваете об обвинениях? Когда вы пришли сюда с этими еретиками, чьему побегу вы способствовали?

— Побегу? — вскричал я. — Вы дали свое позволение!

— Которое вы заполучили путем обмана и угроз! — вмешался сенешаль. Взглянув на него, я вместо старого друга увидел чужака: человека, вперившего в меня суровый каменный взгляд своих маленьких глазок. — Вы говорили о письме от Жана де Бона. Никакого письма из Каркассона вчера не было. Никаких писем не приходило целую неделю, и Понс это подтвердил. Ваш план не удался.

Тогда-то я и сообразил, что сенешаль — настоящий враг. Если Пьер Жюльен будет изобличен, то и он окажется под угрозой изобличения. А он был сильный человек, хитрый, опытный боец как на поле брани, так и вне его. Без сомнения, Пьер Жюльен при первой возможности бросился к нему за помощью; без сомнения, именно Роже Дескалькан был первым, кто задался вопросом о подлинности предъявленного мною письма. И пока я тратил время в лечебнице, Роже быстро выяснил, что письмо — не то, за которое я его выдаю.

Я пристально взглянул на него и впервые ощутил нечто похожее на страх.

— Ваше преосвященство, — обернувшись, обратился я к епископу, — эти обвинения — результат сговора между старшим инквизитором и сенешалем. Они безосновательны. Брат Пьер Жюльен признался мне этим утром, что он и сенешаль уничтожили части инквизиционных реестров, обличавшие их семьи как еретические.

Но епископ поднял руку.

— Брат Пьер Жюльен утверждает обратное, — сказал он. — Брат Пьер Жюльен утверждает, что вы пришли к нему сегодня утром, угрожая покрыть позором его семью, если он не выпустит женщин, которые стоят перед нами. Он утверждает, что вы подделали письмо с ложными обвинениями в адрес его семьи. От отчаяния он сначала подчинился вашим требованиям, но вскоре осознал, что этим он подвергает опасности собственную душу.

— Ваше преосвященство, если вы возьмете реестры, то вы увидите, что там не хватает листов…

Но тут Пьер Жюльен перебил меня, крича, что эти реестры уже были такими, когда их нашли в доме Раймона.

— Брат Бернар клевещет на меня, чтобы оправдаться самому! — заключил подлец. — Но можно доказать, что он еретик, пособник и укрыватель…

— Тогда докажите! — предложил я. — Где ваши доказательства? В чем меня обвиняют? И что вы, — я указал на сенешаля, — и вы, отец Гуг, делаете здесь, если это официальное заседание трибунала?

— Они присутствуют здесь в качестве непредвзятых наблюдателей, — пояснил Пьер Жюльен. — А что касается доказательств, то они находятся пред нами, в женском обличии. Это и есть те еретички, которых вы пытались спрятать и защитить!

С этими словами он указал на трех женщин. Иоанна издала тихий стон, я на мгновение отвлекся, пытаясь подбодрить ее взглядом, и оттого не успел удержать Алкею, которая шагнула вперед. Держась, как всегда, бодро и бесстрашно, она проговорила:

— О нет, отец мой, мы не еретички.

И все собрание в изумлении вытаращило глаза.

Никто не ожидал подобной дерзости от женщины. Никто не мог поверить, что она осмелилась на это. Наконец епископ, очнувшись, раздраженно велел ей молчать, и, как подобает верной дочери Церкви, она послушалась его приказа.

Мне ничего не оставалось, как поддержать ее выступление.

— Они не еретички, — утверждал я. — Против них нет ни обвинений, ни свидетельств. Стало быть, и меня нельзя обвинить в том, что я их покрывал.

— Свидетельства есть, — возразил Пьер Жюльен. — Жан Пьер обвинил их в колдовстве и сговоре против Святой палаты.

— Его признание не подтверждено.

— Он подтвердил его вчера.

— Оно было вырвано под пыткой.

— В этом нет ничего противозаконного, брат Бернар, — заметил сенешаль. При этих словах я резко обернулся к нему и заявил:

— Непредвзятые наблюдатели не имеют права вмешиваться в ход разбирательства! Если вы еще раз посмеете открыть рот, то вас исключат из состава собрания! Ваше преосвященство, выслушайте меня. — Я снова обратился к епископу. — Вчера ночью Жордан Сикр, один из служащих, который, как ранее предполагалось, погиб вместе с отцом Августином, признался, что он организовал это убийство по воле Раймона Доната. Он не упоминал о женщинах, которых вы видите здесь. Они не имеют отношения к убийству отца Августина.

— Показания Жана Пьера относились к смерти Раймона Доната, а не отца Августина, — перебил Пьер Жюльен.

— Но они связаны! Ваше преосвященство, Раймон расправился с отцом Августином, потому что отец Августин проводил ревизию старых реестров. А Раймон использовал эти реестры, чтобы получать деньги с людей, имевших еретиков среди своих предков. Тот, кто убил Раймона, наверное, устал платить деньги и бояться, что его изобличат…

— Как еретика? — перебил епископ.

— Или как потомка еретиков.

— Значит, эти женщины все-таки виновны, — провозгласил епископ. — Так или иначе.