Инкуб. Книга 2 - [69]

— Так кто автор этой замечательной пьесы? — спросила зачарованная Верховная ведьма, выслушав трагический финал с удушением несчастной Дездемоны ревнивым мавром.

— Уильям Шекспир, госпожа.

Утирая слёзы, придворные дамы недоверчиво переглянулись.

— Не может быть, чтобы мы не знали такого талантливого господина.

— О сударь! Лучше сразу признайтесь, что вы сами сочинили эту пьесу, — прощебетала мадам де Ториньи, прижимаясь к боку Юлиана.

Темноглазая живая брюнеточка незамедлительно воспользовалась отсутствием Цветанки, не теряя надежды заполучить его в любовники.

— Увы, милые леди! Как мне ни лестно, но я вынужден отказаться от чести быть автором.

— Хорошо, барон! Я запишу вашу пьесу под псевдонимом. Как вы говорите, Уильям Шекспир?

— Мадам, честное слово это не я!

— Хорошо, барон! Но мы остаёмся при своём мнении, — засмеялись легкомысленные красавицы. — Путь неблизкий, расскажите нам ещё что-нибудь.

— Хорошо. Как вы относитесь к призракам?

Всеобщий испуганный стон показал, что к ним относятся с должным почтением.

— Belle femme! Не нужно падать в обморок! Берите пример с мадам де Ториньи, — предусмотрительно воскликнул Юлиан, видя, что некоторые предприимчивые дамы собираются рухнуть в его объятия. — Поверьте, это был благородный призрак. Юному принцу Гамлету явился его умерший отец…

— О, какой пассаж! Бедный мальчик!

— Скажите, как он выглядел?

— Конечно же, он был красавцем! Это же принц, — безапелляционно заявила мадам де Ториньи и Юлиан, улыбнувшись, поцеловал её ручку.

— Вы правы, мадам. Принц не может быть уродом.

Ответом ему был томный взгляд.

— Барон, зовите меня по имени.

— Merci! Je vous remercie, Иветта!.. Итак, на чём мы остановились?

— На призраке, барон.

— О да!

«Блин! Самый настоящий плагиат!.. Вот и кто я после этого? Бедный Йорик, бедный Шекспир!» — огорчённо подумал Юлиан, когда завершил свою вариацию байки о датском принце. Затем он плюнул на угрызения совести, решив, что его причастность не так уж важна, поскольку сочинения будут по-прежнему числиться за господином Шекспиром. Чтобы подстраховаться, он взял слово с Иветты де Ториньи, держательницы литературного салона и заядлой любительницы театра, что она запишет эти пьесы под псевдонимом и ни словом не намекнёт на его имя. Впоследствии графиня сдержала своё обещание и, дав волю воображению, кое-что присочинила сама.

Верховная ведьма, сославшись на дела, куда-то исчезла и к великому облегчению Юлиана Цветанка вовремя оставила своего воздыхателя и, оттеснив недовольных соперниц, взяла его под руку. Торжествуя, он поздравил себя с тем, что выдержал характер. Ему очень не хотелось портить отношения с капитаном де Грамоном, вызывая его на дуэль. Но он сердился. В последнее время девушка слишком часто пользовала его горькой пилюлей ревности.

«Пора предупредить цыплёнка, чтобы завязывала со своими глупостями», — подумал Юлиан.

Сказано-сделано. Не откладывая дело в долгий ящик, а попросту боясь, что утеряет решимость, он отвёл жену в сторонку и… закатил ей форменный скандал.

Но на Цветанку нашёл дух противоречия. Вместо того чтобы повиниться, она, уязвлённая его невниманием, тоже сердилась и сыпала ответными обвинениями. В общем, они разругались в пух и прах.

— Блин! Если ты без ума от де Грамона, то так и скажи. Я не буду путаться у вас под ногами!

— Если тебе милей размалёванные пиявки, отправляйся к ним и развлекай их дальше, а я как-нибудь обойдусь!

— Вот как? — пылая праведным гневом, Юлиан бросился прочь, не слушая зова опомнившейся девушки.

Глава 17

Бег под тёмным пологом леса, наполненным таинственными звуками — испытание не для слабонервных, но юноша, ведомый странным чувством, ни на что обращал внимания. Несмотря на полную темень, он ни разу не запнулся ни об узловатые корни древних исполинов, ни о камни, попадавшиеся на его пути, и легко перепрыгивал через встречающиеся ручьи и небольшие речки. Опомнился он только тогда, когда выскочил к жертвеннику и понял, что вернулся в священную рощу.

«Вот придурок! Зачем я бросил цыплёнка? А вдруг она заблудится и попадёт в беду?» — заволновался Юлиан.

— Финист, возвращайся и присмотри за Цветанкой, — приказал он соколу, опустившемуся на его плечо, и тот снова сорвался в полёт.

Протяжный стон, полный нечеловеческой муки, заставил его вздрогнуть и насторожиться. Юноша потянулся за оружием, но передумал, и его кожа засияла. Вслед за этим выражение его лица разительно изменилось и в его облике проглянуло совсем другое существо — загадочный двойник Юлиана, который живо интересовался его судьбой.

— Кто здесь? — властно спросил он.

— Это я, господин.

С земли поднялся рогатый призрачный силуэт и, не решаясь подойти, замер в отдалении.

Двойник Юлиана удивлённо приподнял брови.

— Жив, курилка! А я уж думал, ты отдал концы.

— Мой господин, как только взойдёт солнце, я умру.

— Ну, это мы ещё посмотрим! — юноша усмехнулся, и на мгновение вокруг него разлилось сильнейшее сияние.

— Ареа, миаль, диа борес — звучно произнёс он и древний бог, упав на колени, испуганно сжался, чувствуя в душе сложную смесь чувств: трепет и страх, восхищение и преклонение, но главными были радость и гордость, что ему выпала честь быть замеченным таким удивительным существом.