Ингуши - [2]

Окруженные врагами — казаками и, отчасти, осетинами — уступающие им в числе ингуши спасают себя привычкою к военной организации, необычайной подвижностью и стремительностью неожиданных нападений. Так, при внезапном натиске казаков и осетин на одно из ингушских селений (Базоркино) ингуши, выставив заслон против нападающих, с необычайной быстротой обрушиваются двумя отрядами на одну из казачьих станиц и одновременно на богатое осетинское селение (Владимирское), которое и уничтожают. После короткой передышки наступают тяжелые времена Деникина. Через Ингушию перекатываются карательные отряды. Все наиболее активные силы ингушей вместе с отступающими отрядами красных скрываются в горах, этой естественной крепости. В стане врагов уже начинают поговаривать о поголовном истреблении ингушей или выселении их в Сибирь, как «неисправимых разбойников». Но Ингушия и не думает сдаваться. Раздавленная на плоскости, затаившись в горных ущельях, она лишь ждет удобного случая, чтобы снова броситься на своих врагов…

Теперь ингуши получили, наконец, возможность нормального развития экономических и политических основ своей жизни. Захваченные казаками земли возвращены им обратно, и в старых казачьих станицах водворяются потомки жителей когда-то выселенных аулов. Ингуши, как равноправные, сначала входят вместе с осетинами и русскими в Автономную Горскую Республику, а с 1924 года образуют Ингушскую автономную область, чтобы на новых началах строить свою национальную культуру. И, надо им отдать справедливость, своей упорной волей к жизни в течение многих десятилетий они сами добились этого. Такая необычайная энергия, такое упорство в борьбе за поставленные цели и выдвинули ингушей на одно из первых мест в ряду превосходящих их численностью, а отчасти и уровнем культурного развития соседей. Остается только пожелать, чтобы героическая борьба этого народа за лучшее будущее нашла своего добросовестного историка-летописца.

Глава I У ИНГУШЕЙ НА ПЛОСКОСТИ

(Жилище, пища, правила вежливости и гостеприимства, письменность)

Попробуем теперь посмотреть поближе, как живут ингуши в своих селениях, и для этого сделаем прогулку по одному из них. Далеко из города ехать нам не придется, так как ингушские селения, или аулы, как называются поселки горцев на Кавказе (сами ингуши называют их юртами), начинаются сейчас же под Владикавказом. При въезде в аул вас прежде всего поразит расположение селения. Вы привыкли к тому, что оно раскинулось вокруг площади, где стоит церковь и еженедельно съезжается базар, а от площади расходятся во все стороны улицы. Не то увидите вы в ингушском селении: оно несоразмерно вытянулось вдоль берега реки или дороги. Дорога превращается внутри селения в довольно широкую улицу, прорезывающую его из конца в конец. На улицу выходят бесконечные плетни или, реже, досчатые заборы, из-за которых видны кое-где деревья, да изредка мелькнет в глубине двора черепичная крыша. Ни одного фасада жилого дома или даже задней глухой стены его, как в некоторых старозаветных малорусских или казачьих хуторах, вы здесь не встретите. Два-три домика, выходящих прямо на улицу широко раскрытыми дверями с обычной традиционной терраской перед входом, оказываются лавочками, в которых, кроме яблок и табаку, трудно найти что-нибудь похожее на товар. Здесь же где-нибудь сбоку вы увидите и мечеть с большим двором — местом религиозных и политических собраний всего аула. От главной улицы кое-где отходят кривые, узкие, огороженные плетнями переулки. Однако не ищите по ним выхода на другую улицу. Очень часто они заведут вас прямо во двор к какому-нибудь нелюдимому хозяину, далеко запрятавшемуся со своим беленьким домиком в гущу дворов и построек. Второй улицы в ауле часто просто не существует, но есть несколько спусков к реке, по которым ингушские красавицы ходят за водой. Здесь же на улице вы встретите и первых ингушей и ингушек. Последних — обычно с ведром воды, и в одежде, часто напоминающей так называемую «городскую одежду» нашей деревни с шалью или платочком на голове и открытом лицом. Мужчины в черкеске, с «кабардинкой» (низкой, отороченной барашком шапочкой) на голове и в черных кожаных туфлях («чувяках») и кожаных ноговицах. Костюм скромен, отличается отсутствием украшений. На ременном пояске висит обычный кинжал в простых черных ножнах да, в последнее время, огромный неуклюжий «маузер». Только изредка прогарцует верхом на коне какой-нибудь расфуфыренный франт в серебряном оружии, ярком башлыке, со сверкающими калошами на ногах, это — гость, направляющийся по тому или иному торжественному для ингуша случаю в соседний аул или с одного конца селения на другой. Читатель, вероятно, разочарован. «А где же восточная красочность, — спросит он, — где кавказские башни и горы, где похищения девиц и бесконечные мщения — кровь за кровь, о которых много говорят писатели и путешественники. Плетни, невылазная грязь или пыль на улице, привычные лавочки, — да ведь это можно видеть в любой малорусской слободе или казачьей станице на юге России! Для этого, право, не стоило ехать в Ингушию». — Погодите, не будьте так нетерпеливы, — все в свое время. Не забудьте, что вы на равнине или на «плоскости», как здесь говорят. А на плоскость ингуши начали выселяться сравнительно недавно: не более 150–200 лет назад и тип плоскостных построек и многие другие подробности быта позаимствовали у своих новых соседей. Не смущайтесь однако внешним обликом, присмотритесь поближе к тому, что делается на улице и в доме, и под обманчивой внешностью вы откроете многое, что вас заинтересует и даже поразит. Присматриваясь внимательно к тому, как встречаются ингуши друг с другом на улице, вы отметите, например, что обмен приветствиями происходит по определенным правилам: люди строго различаются по летам — небольшим почетом пользуются старики; более молодые при встрече обращаются к ним по-ингушски: «приветствую твой счастливый путь»; старики степенно отвечают: «дай бог и тебе жить счастливо»; обычное у мусульман арабское приветствие «мир вам» может произноситься только ровесниками. Женщина молча уступает мужчинам дорогу, ни в коем случае не переходя ее, дожидаясь, пока не пропустит последних. Мужчины благодарят ее, желая ее братья и близким счастливой жизни. Вообще же женщины держатся довольно независимо и бойко разговаривают на улицах со знакомыми мужчинами, что принято далеко не у всех кавказских народностей. Но вот вас приглашают зайти в дом. Вы входите обычно в закоулок и через одностворчатые плетневые ворота попадаете на обширный и пустынный двор. Часто к такому неразгороженному, заброшенному на вид двору — пустырю вдалеке примыкают еще один-два дома, это — постройки ближайших родственников, родных или двоюродных братьев хозяина. Самый дом обращен фасадом во-внутрь двора и производит приятное впечатление чистотой своих выбеленных, стен и опрятностью красной черепичной крыши. Фасад украшен во всю длину узкой крытой терраской с перилами и деревянными столбами. Где-нибудь в сторонке, против дома вы видите сложенную кукурузную солому — главный корм скота. Сена мало и его приберегают к самому трудному времени — весне. Иногда вы можете заметить, как у входа в баз (помещение для скота) на четырех высоких столбах высится над землею копна сена, сберегаемого, таким образом, и от скота, и от сырости, и от вора. Но вот интересное знакомое сооружение привлекает ваше внимание: сплетенная из хвороста, выше человеческого роста, длинная и узкая, не больше 1 аршина в ширину, большая корзина, или, по-местному, «сапетка». Сверху она покрыта миниатюрной двускатной крышей из соломы или из черепицы. Досчатое дно приподнято на четверть от земли и стоит на камнях или кольях. Это распространенное по всему Северному Кавказу сооружение служит для хранения кукурузы в початках, главного хлебного растения, разводимого теперь ингушами и постепенно занявшего у них место прежних проса и пшеницы. Такая узкая, легко проветриваемая сапетка, или «доа», по-ингушски, вполне приспособлена для хранения легко преющей кукурузы в сырую осень и зиму, которыми так отличается здешний климат. Пшеница и просо в зерне для безопасности хранятся где-нибудь возле самого дома под навесом в больших округлых обмазанных глиной сапетках, вместимостью на 30–40 пудов каждая. Муку же, как сокровище, ингуш прячет дома в мешках из козлиной кожи.