Индия наизнанку - [43]
Центр достаточно большой территории этого поселения занимают храм Матери Будды и дерево Бодхи — то самое, под которым Гаутама в результате медитаций просветлел и стал собственно Буддой. Десятки и сотни тысяч паломников из разных стран — Монголии, Китая, Мьянмы и прочих — стремятся попасть в это знаковое место. Праздно слоняющиеся туристы (среди которых был и я) тоже имелись, но в не очень большом количестве. В отличие от Мекки, куда немусульманам вход строго заказан, в Лумбини паломники приезжают в составе делегаций и селятся там же, внутри, на территории поселения: места хватает всем. И даже при таком, казалось бы, свободном доступе, столпотворений, как в Мекке, тут не видно: по крайней мере, в марте месяце, когда меня сюда занесло. Интуристы же должны платить какую-то не очень большую сумму, но проникать сюда им никто не запрещает.
Все приезжающие в Лумбини делятся на три группы.
Первая, самая многочисленная — буддийские паломники из разных стран.
Срок их пребывания варьируется, но всегда составляет не менее нескольких недель: для них организовывают программы, совместные медитации и поклонения буддийским святыням.
Вторая — это самостоятельные туристы или туристы-экскурсионники, пребывающие сюда на автобусах или (редко) собственных машинах в составе однодневных поездок, без ночевок и вникания в сущность места.
Третья — к которой относился и я — длительно путешествующие бродяги, не обязательно буддисты, но обладающие достаточным количеством времени, чтобы — если не просветлиться — то хотя бы попытаться понять постоянно живущих тут монахов, смотрителей, учителей, учеников, просветляющихся и представителей прочих социальных слоев. Некоторые из этих путешественников зависали совсем надолго, медитируя и приобщаясь к буддийской культуре. Например, один мужик, которого я встретил, занимался следующей практикой. Один день нужно было ходить, ходить-ходить-ходить несколько часов, отмеряя шаги, по дорожке, внутри сада. Следующий день — сидеть неподвижно, в этом же саду. День следующий — опять ходить-ходить. И так, сменяя хождение и сидение, он должен был провести несколько недель или даже месяцев. После этого он должен был вроде как просветлиться.
У меня столько времени не было, поэтому я ограничил время своего нахождения в Лумбини тремя днями.
Лица из второй и третей групп должны были платить за вход, а третьи — еще и за проживание на территории (в монастырях или редких гостиницах) и — иногда — за практики (как договоришься).
На входе в городок, возле платильника, я сразу же познакомился с группой каких-то студентов из Катманду, с ними-то мы и направились вовнутрь.
Очевидно, по причине большой территории, хоть и огороженной, дырок внутрь парка было немерено, однако я все же решил поддержать рублем непальское местечко Лумбини, в надежде, что мои только что выменянные у индийских менял непальские рупии пойдут на благое дело.
— Из какой страны прибыл к нам? — задал вопрос мужичок-смотритель в забавной сиреневой непальской пилотке.
Вовсе прикинуться местным, хоть я уже и познакомился с непальцами, не получилось бы: высокий рост (по непальским меркам — 183 см — гигант!) и большой рюкзак выдавали меня.
На стене в будке висели расценки, на английском, с разными сносками, скидками и пояснениями.
Непальцам и паломникам вход был бесплатен или почти бесплатен.
Гражданам стран SSARC[22] — индусам, афганцам, пакистанцам, шри-ланкийцам и некоторым другим — вход стоил чуть дороже, но предоставлялась большая, по сравнению с остальными, скидка.
В рамках дружбы.
«Что-то вроде местного СНГ», — решил про себя я.
Ну а совсем иностранцам — бледнолицым европейцам, русским, африканцам или американцам — вход был наиболее дорогим, порядка пяти долларов.
Быстро прокрутив в голове, что ни за шри-ланкийца, ни уж тем более за индуса я не сойду, то я назвался пакистанцем. И даже поприветствовал мужичка на урду.
— Намаскар, — ответил он на непальском, взял плату за вход и пропустил меня на территорию.
С тех пор для всех смотрителей музеев и прочих мест на территории Непала, где мне светила какая-то скидка, я был не просто иностранцем — а пакистанцем. Для правдоподобности — из Карачи. Непальцы по большей части верили и пропускали меня безо всяких документов, делая скидку почти что своему, пакистанцу, гражданину страны содружества.
Первым, кого я заметил после входа, был маленький непалец-лилипут, сидящий на стуле возле ворот, с просто-таки огромной головой, по сравнению с его телом. Если у обычного человека голова занимает примерно 1/8 часть тела, то у этого товарища голова была размером в четверть туловища, не меньше.
Лилипут стрелял у прохожих деньги, вроде как инвалид.
Он наблюдал за процессом моего проникновения на территорию и запомнил, что я пакистанец.
«Эй, пакистанец!» — махнул он рукой и поздоровался. Заново перевирать и открывать карты я не хотел, поэтому пришлось дальше играть в пакистанца. Поскольку поселился я на территории Лумбини на несколько дней, то каждый день, проходя мимо человека с большой головой, мне с небольшим стыдом приходилось вспоминать, что я пакистанец.
Предлагаемая читателю повесть является итогом месячного путешествия автора по социалистическому государству Кубе. За время путешествия ему доводилось знакомиться с местными жителями из разных классовых слоев, попадать в полицию, общаться с эмигрантами из СССР, политическими диссидентами и пролетариями, ездить автостопом и другими доступными методами, соприкасаться как с туристической – дискотечно-алкогольной, так и обычной жизнью – жизнью простых крестьян и рабочих. Помимо общих наблюдений о положении дел в стране вы найдете немало повествовательно-описательных сюжетов, случаев и историй, произошедших с автором.
Эта книга, написанная известным шведским этнографом Бенгтом Даниельссоном и его женой, посвящена борьбе полинезийцев за самостоятельность, против губительных испытаний Францией атомной бомбы на островах Океании. Основана как на личных многолетних наблюдениях авторов, так и на тщательном изучении документов. Перевод дается с некоторыми сокращениями.
Книга представляет собой путевые очерки, написанные по впечатлениям от пребывания в Сирии в течение нескольких лет. Это одна из первых у нас попыток подробно рассказать о Сирии, ее достопримечательностях, быте, нравах и обычаях, истории самых разных эпох.
Предлагаемый советскому читателю сокращенный перевод книги Б. Мязговского «Марокко — красная земля» будет прочитан с большим интересом. Автор ее несомненно обладает талантом журналиста, и книга его, образно и живо написанная, пополнит наши знания о далекой стране, мужественный народ которой в тяжелой борьбе завоевал национальную независимость…
Что строил Пётр I и кому он пожаловал палаты Лопухина; где располагались владения Чудова монастыря; где декабристы устраивали свои тайные заговоры; для кого была построена церковь святителя Николая Чудотворца; какое отношение к этой местности имеет Роза Люксембург; к кому в гости заходил А. С. Пушкин; в каком саду отдыхал Лев Толстой и многое другое узнаете во время прогулки по местности, где в современной Москве пролегла одна из магистралей города – Комсомольский проспект.
Для того, чтобы сколько-нибудь полно и исчерпывающе рассказать об Эвенкии, надо прожить там годы. Записи в блокноте газетного работника, побывавшего в этих местах проездом, наблюдавшего жизнь берегов с борта теплохода, неизбежно грешат поверхностностью. Но если у читателя после прочтения предлагаемой его вниманию книжки появится хотя бы общее, приблизительное представление о природе описываемых мест, быте и нравах их населения, если она расширит его познания о крае, — автор будет считать свою скромную задачу выполненной.
Жан-Кристоф Рюфен, писатель, врач, дипломат, член Французской академии, в настоящей книге вспоминает, как он ходил паломником к мощам апостола Иакова в испанский город Сантьяго-де-Компостела. Рюфен прошел пешком более восьмисот километров через Страну Басков, вдоль морского побережья по провинции Кантабрия, миновал поля и горы Астурии и Галисии. В своих путевых заметках он рассказывает, что видел и пережил за долгие недели пути: здесь и описания природы, и уличные сценки, и характеристики спутников автора, и философские размышления.