Индейцы озера Титикака - [16]

* * *

Праздники, или фиесты, можно разделить на местные и проходящие в другой деревне. Основанием для них служат либо такие церковные праздники, которые признаются всеми (когда фиеста бывает всюду), или местный церковный праздник, обычно в честь святого — покровителя (когда фиесты бывают в определенном месте). О днях праздников на тех или иных островах, в тех или иных деревнях помнят очень хорошо, и на каждую фиесту отправляются на одной или нескольких парусных лодках.

Выезжают спозаранку, поскольку на фиесте можно сочетать приятное с полезным: что-то продать, что-то купить, главным образом выменять продукты, которых на острове нет. В районе озера Титикака обмен вообще обычная форма торговли, сохранившаяся еще с государства инков, а возможно, что со времен еще более древних.

Поездка на праздник — это нечто почти приключенческое. Когда я ехал с индейцами впервые, разбудили нас почти в час ночи. Кстати, на острове понятие это очень условное, и плюс— минус час или два ничего не значат. Как-то раз друзья мне сказали, что выплывают на озеро в шесть утра. Я встал вовремя и в шесть был на месте, у лодки. Вокруг — ни души. Когда я в семь часов пришел за ними домой, мне сказали, что еще рано, и удивились, узнав, что уже столько времени.

Итак, разбудили меня ночью, месяц уже давно зашел, и тьма была кромешная. Спотыкаясь, добрались при свете тускло горевших керосиновых фонарей до парусника и, прыгая с камня на камень, подошли к «трапу», который вел нас на нос. Затем по широким поперечным скамьям перебрались на корму, причем мне показалось, что внизу, на дне, буквально кишит людьми. Шестами мы оттолкнули судно от берега. Затем при свете керосиновых фонарей подняли парус. Это была фантастическая картина — тускло освещенные фигуры, закутанные в пончо, в ушастых шапках, как будто таились от кого-то на задней палубе, против светлого пятна большого паруса.

Реи заскрипели, парус постепенно набрал ветра, и судно двинулось. Мы медленно поплыли по заливу. Внизу, под нами, послышались плач проснувшегося младенца и успокаивающий шепот матери. Там, внизу, спали закутанные в накидки индейцы, главным образом женщины, которые хотели посетить рынок и фиесту. И снова все стихло, только слабо поскрипывал руль.

Наконец мы вышли из залива, и судно пошло быстрее.

Плыли мы до самого рассвета, заставшего нас на другой стороне озера, близ берега. Там уже стояли две барки, и подплывали еще несколько. Примерно в трехстах метрах от берега вырисовывалось скопление домиков, деревня Сонгъахи, цель нашей поездки и «место действия» сегодняшней фиесты, От кухонь хижин шел дым, там варился завтрак. Только в эти минуты я почувствовал холод, который на озере утром не ощущается. Мороз пробежал по всему телу — я вспомнил о кружке горячего кофе. В таком положении мне было не до восхода солнца над прибрежными холмами. Я сказал себе, что на острове солнечные восходы также очень красивы, и поспешил на берег.

В деревне было уже немало ранних пришельцев. Вдоль шоссе стояли маленькие палатки, в которых их владельцы, вероятно, спали ночь. Перед входом почти каждой из них горел примус. Не могу сказать, чтобы я особенно любил кофе, но редко когда я чего-либо так желал, как черного кофе из жестяной кружки и куска хлеба в то морозное утро. После кофе мир стал значительно уютнее. Да и солнце начинало пригревать, и я в хорошем настроении пошел осматривать место празднества.

Рынок был разделен по видам товаров. Около шоссе — фрукты, апельсины, бананы из юнгас, разные напитки, лимонад, пиво с гордыми наклейками «Пилснер» из Ла-Паса, чича (Чича — хмельной напиток из кукурузы. Размолотая кукуруза разжевывается, затем она должна перебродить. Напиток желтоватого цвета и очень приятного вкуса) из Кочабамбы и внушающий страх здешний чистый спирт. Пространство перед церковью на другой стороне шоссе было заполнено текстилем. Брюки, пиджаки, рубашки, пестрые материи на женские блузы и юбки, мужские шляпы европейского типа и женские котелки с золотисто-желтыми и серебристыми лентами и тесьмой. Возле них куча сандалий из старых шин.

За первыми домиками, сбоку от церкви, другая часть рынка, с иным товаром. Здесь уселись жестянщики со своими изделиями, посудой, жестяными коробами, далее на земле разложены полотнища с разными мелкими вещами, от бритвенных лезвий и висячих замков до ленточек и прочих галантерейных товаров. Еще дальше заботливо выровненный ряд индианок, в нем занимают места и наши попутчицы с острова Сурики. Садятся на землю, снимают со спины пестрополосатые шерстяные платки и раскладывают перед собой кучки маленьких рыбок, испеченных особым способом между раскаленными камнями.

За ними другой ряд, здесь продается глиняная посуда, сделанная без гончарного круга: большие кувшины для воды с узкими горлами, блюдца, расписанные незатейливыми цветами, большие миски. Все уложено в соломе и сухой траве, чтобы ничего не разбилось. Торговля ведется весьма интересным способом, К нашей «маме» Суксу подходит женщина в зеленой юбке и красной кофте. Шляпа у нее щегольски сдвинута на бок. Садится, развязывает перед собой узелок отборной оки. Мама соглашается: ока ей нужна, а подошедшей женщине нравятся печеные рыбки, и торговля начинается. Мама опытным глазом оценивает кучку оки и отделяет от своей кучки рыбок столько, сколько, по ее мнению, соответствует предлагаемой оке. Женщина убирает оку, потому что ей кажется, что рыбок мало. Но тут уж рукам помогают языки. Мама добавляет рыбок, и ока снова кладется на место. Затем совершается обмен кучками, Однако торговля на этом не заканчивается. Мама роется в оке и откладывает в сторону несколько корней, по ее мнению плохих. Тогда женщина наклоняется к рыбкам, вытаскивает одного уродца за хвостик и презрительно бросает его снова в кучку. Так летают корни и рыбки туда и сюда, но обе женщины удовлетворены. Мама сгребает оку, а женщина — рыбок, затем каждая связывает товар в кусок коричневой шерстяной материи и укладывает в платок. Обмен произведен. Обмениваются здесь почти всем, деньги можно увидеть редко.