Имя - Война - [18]

И все же Николай готовился к худшему и не мог сказать, что прецедентов не было. Захват Чехословакии, Польши, Венгрии, Югославии, война в Испании, Франции, говорило о многом. Весь мир, по сути, был под пятой фашизма, и он не верил в пакт о ненападении, хоть и держал свои мысли при себе. Думал, что рано или поздно Гитлер предпримет шаги к развязыванию войны на территории Советского Союза, и в то же время был уверен — ни один идиот на это не пойдет. Слишком велика мощь страны Советов…

Да где она, эта мощь?!

— Наша часть в Забайкалье. Мы должны быть на месте десятого июля, — тихо сказал Саша. В его голосе слышалась обреченность от понимания — этого не произойдет, даже если они сдадут кросс до места своей службы. Все равно им не преодолеть расстояние в тысячи километров за смешное количество времени. — Нас будут считать дезертирами. Нам светит трибунал.

Нервно хохотнул.

Николай даже не пошевелился.

Какой трибунал и дезертирство к матери? Какое Забайкалье к ляду?

Хоть бы ближайшую часть найти, хоть бы одного бойца своего увидеть, хоть бы на какое-нибудь КПП наткнуться.

— Идем вправо и вверх, в сторону от железной дороги.

— Нужно на станцию.

— Вот и пойдем. Но на другую.

— Может, наши еще ничего не знают? — робко спросила Лена, понимая в происходящем не больше мужчин.

— Может, — согласился Николай, не желая отбирать у девочки надежду. Одну уже отобрали…

— Думаешь, произошел захват ЖД на этой ветке? — спросил Дрозд.

— Ничего я не думаю. Думать надо, зная обстановку, располагая объективной информацией. А у нас сплошной субъективизм. Не спавшие, уставшие, голодные, вымотанные, что мы можем сложить и понять? К своим для начала выйти надо.

— И поесть, — кивнула Лена, хотя о пище вообще не думалось, хоть и в животе урчало. Николай глянул на нее, встал и помог подняться.

Они двинулись дальше, осторожно, оглядываясь и всматриваясь, вслушиваясь в происходящее вокруг. Натыкаться на немцев снова не хотелось. И так чудом ушли.

Глава 5

Продвигались медленно, то и дело напарываясь на хорошо вооруженные соединения немцев. Принимать бой с превосходящими силами двумя с половиной боевыми единицами было глупо, и ребята не лезли на рожон, таились стиснув зубы. Молча выслушивали тирады Лены, возмущенной их «трусостью». Переубеждать ее было бессмысленно и слова тратить на пустую затею не хотелось.

На душе и без ее сетований было паршиво. Где-то далеко то и дело глухо ухало, канонадой разливаясь по густому от жары и запахов воздуху. И пахло странно, жутко: порохом, гарью, соляркой и хлебом.

У мужчин складывалось стойкое убеждение, что они находятся в глубоком тылу противника, и их мучил один-единственный вопрос — где же свои? Куда исчезли армейские формирования, части, посты? Ответа не было.

Днем вышли к полю, за которым виднелся лес, но поле горело и пройти по нему не представлялось возможным. Огибая его по опушке, друзья услышали гул и выстрелы, канонада усиливалась, говоря о том, что идет бой. Но где, куда двигаться? Казалось, что стреляют везде, а тут еще заухало и заскрипело — танки пошли, выплевывая боезапасы в сторону леса.

Николай прикрыл собой Лену, оглушенную, испуганную происходящим и смотрел, как немецкие танки прут по полю к лесу. Там явно засела какая- то из частей РККА, но пробраться к ним и помочь было невозможно. Гарь, запах пороха душили, глухое буханье сводило с ума, отдаваясь раскатами в голове. А танки все шли и шли, и было ясно — отутюжат тех, кто в лесу.

Ответные выстрелы становились все тише и приглушеннее, а по полю цепью уже двигалась пехота, шумели мотоциклы, приближаясь.

Лейтенант подхватил Лену, и бегом с Александром они рванули в глубь леска.

За ним стояла деревня. Безумно хотелось пить и есть, и Лена с мольбой посмотрела на Николая:

— Может, заглянем? Хоть пить попросим?

Мужчины переглянулись, долго всматривались в улицы и домишки, и Николай решился.

— Я схожу, вы здесь.

И перебежками двинулся к крайнему, добротному с виду дому. Обогнул забор и нырнул в приоткрытые ворота. Во дворе на лавке сидел мужчина, курил и крутил сапог, видно латал.

— Здравствуйте… — начал Николай и удостоился хмурого взгляда и отповеди:

— Ааа, комуняка пожаловал! Что, рожа комсомольская, дали те фрицы жару?!

Санин опешил:

— Ты с головой — то дружишь?… Я попить попросить…

— Ща я те дам попить!! — заорал мужчина вставая, кинул в сторону лейтенанта сапог. — Ужо кровушки нашей не напились, так фриц вас вашей же напоит!!

Рука Николая к ножу потянулась — снял бы гада, но тут на шум жинка его видно, выскочила да двое малых мальчишек.

— Так дашь попить или нет? — процедил.

Мужик на него пошел:

— Дам! Я те рылу жидовскому ща до… дам!!

— Уходи! — замахала на Санина женщина. Лейтенант одарил схватившего жердину мужика красноречивым взглядом, запоминая эту сволочь, и вышел. Но уйти спокойно не пришлось — мужик следом побежал, крича на все улицу:

— Гнида ты комсомольская!! Да чтоб тебе сдохнуть, сучонок, в первом же овраге!! Люди добрые, вы гляньте на него!! Все власть Советов отобрала и еще явилась, нет ли чем поживиться!! Ах, курва!!

Санин зубы сжал. Еле сдерживаясь чтобы не развернуться и не ударить вздорного мужика. И заставил себя гордо пройти по улице, несмотря на взгляды вылезших из окон и ворот односельчан крикуна. Они жгли, они винили и злорадствовали. И это было невыносимо.