Империя в прыжке. Китай изнутри... - [201]

Справедливо рассматривая мощную армию как необходимый инструмент защиты своих неотъемлемых интересов, руководство Китая не пренебрегает и «военным кейнсианством», используя развитие военной экономики как инструмент стимулирования экономического развития и технологического прогресса.

Результат — быстрая и глубокая модернизация китайской армии. Конечно, мир, скользящий в глобальную депрессию, становится все более опасным и мало предсказуемым, что резко повышает потребность в надежных и эффективных вооруженных силах. Но не следует забывать, что локальные конфликты, в которых, согласно официальным заявлениям, предстоит гарантированно побеждать китайской армии, совсем не обязательно связаны с Мьянмой и Вьетнамом или, несмотря на последние конфликты, с Японией и Тайванем. Ведь за последними маячит тень остающихся их стратегическим союзником США, в силу чего военный конфликт с ними имеет шанс оставаться локальным очень недолго.

Описанные выше растущий дефицит молодых женщин (который всегда повышает агрессивность общества), сложность психологии поколения «маленьких императоров», а также глубина социальных, региональных и политических проблем, которые даже не всегда удается продолжать скрывать, естественным образом порождает страх перед «китайской угрозой», в том числе и перед сугубо военной ее составляющей.

Китайской политикой возможный военный конфликт воспринимается пока, как представляется, в стиле Дэн Сяопина, — как не более чем дополнительный предохранительный клапан, служащий для сброса накопленной обществом и элитами избыточной энергии, а также для переформатирования элит. Однако для потенциального объекта военной агрессии, особенно ослабленного внутренними проблемами, даже самая деликатная реализация столь ограниченных задач может иметь не просто тяжелые (как для Вьетнама в 1979 году), но и, без преувеличения, фатальные последствия.

Эти понятные страхи активно раздувают западные пропагандисты и российские либеральные подпевалы. Страх представителей развитых стран понятен: Россия остается стратегическим партнером Китая, что при всех рисках существенно повышает устойчивость обоих стран при любой интенсивности «глобальной турбулентности». Мир расходится на макрорегионы — и при продолжении жестко антироссийского курса Запада отталкиваемая от Европы Россия может перестать балансировать между двумя мирами и занять роль «надежного тыла» Китая. Это укрепит основного стратегического противника США — и, учитывая их собственные проблемы, может существенно ухудшить их положение.

Поэтому подрыв российско-китайских отношений, возбуждение в России страха перед «желтой угрозой» и враждебности к Китаю представляется вполне логичным элементом глобальной конкуренции США против Китая.

И мы видим, что эти настроения растут.

И мы видим рост китайского влияния в России, подкрепляющий эти настроения.

Однако китайское влияние в России всегда, практически при любых обстоятельствах будет слабее западного: так устроена наша цивилизация, наша культура. Кроме того, влияние США имеет тотально разрушительную силу для русского социума, внедряясь и меняя само «ядро» нашей цивилизации. И это ежедневно делается через американизированное телевидение, американизированное образование и, наконец, через государственное внедрение американских постулатов «политической корректности» и «толерантности», давно уже называемой в силу ее разлагающего влияния «толерастией». В то же самое время китайское влияние практически не затрагивает наших встроенных и имманентных нам цивилизационных характеристик. Недаром еще Александр Невский сделал выбор в пользу взаимодействия с Ордой в противовес европейской католической экспансии, — а близкие в то время нам народы, сделавшие противоположный выбор и предпочетшие союз с Западом (или оказавшиеся не в силах сопротивляться ему), утратили своеобразие и самостоятельность, а в ряде случаев и просто перестали существовать.

Что же касается территориальной целостности России, говорить об угрозе китайской агрессии могут лишь люди, принципиально не желающие знать китайской культуры и современной китайской политики. Во-первых, традиционная ставка Китая состоит в движении на Юг. И это четко показывают как китайские эксперты, указывая на энергичные действия КНР по формированию совместной финансово-экономической зоны со странами АСЕАН, так и сама китайская политика, последовательно осуществляющаяся на протяжении последней четверти века.

Во-вторых, китайская стратегия заключается не в захвате, а в просачивании в направлении слабо контролируемых пространств. Китайская цивилизация не захватывает территории, а насыщает их собой и переваривает — причем многие страны Юго-Восточной Азии, экономики которых на 80 % контролируются китайцами (самый яркий пример — Малайзия, но есть и другие), сохраняют не только формальную, но и реальную независимость.

В-третьих, для основной массы китайцев российская территория слишком холодна, чтобы быть привлекательной, а многие наши обычаи просто опасны. Достаточно сказать, что из-за относительной дороговизны водки в Китае (государство проводит достаточно жесткую политику, стимулирующую сравнительно безопасное потребление больших объемов пива с низким содержанием алкоголя) китайцы не имеют привычки к крепкому алкоголю и в России зачастую просто спиваются, чего мы, как правило, не видим из-за закрытости китайских сообществ.