Империя в прыжке. Китай изнутри... - [174]

Коллективизация на первом этапе своего проведения (при неизбежных массовых «перегибах») еще больше дезорганизовала экономику, усугубила голод и привела к массовым жертвам. Хотя заявления далай-ламы и его младшего брата о 1,2 млн. погибших, то есть то ли всего, то ли 60 % населения Тибета (равно как и о «половине взрослых мужчин, брошенных в тюрьмы, где они умерли от непосильного труда»[200]) представляются очевидным преувеличением, самоубийства (прямо противоречащие буддийской традиции) впервые стали обыденностью; отмечались случаи штурмов лагерей и тюрем тибетцами, пытавшимися добиться заключения в них ради обеспечения пропитания.

Этот голод, а также репрессии времен «культурной революции», затмили в памяти значительной части тибетцев чудовищные зверства «своих» феодалов и надолго заронили семена вражды между двумя народами.

Однако со временем хозяйство было восстановлено и существенно улучшилось, — благодаря как личному освобождению людей, так и правильным технологиям, не говоря о государственных инвестициях (около 6 млрд. долл. за полвека).

С началом рыночных реформ, уже в 1980 году тибетцам разрешили заниматься частным предпринимательством в сельском хозяйстве, а также свободно посещать родственников (даже бывших участников восстания 1959 года) в Индии и Непале. Ламы получили возможность путешествовать по Китаю и выезжать за границу, в том числе в религиозных целях. Правда, все монахи обязаны подписать обязательство не использовать свой религиозный статус для подрывной деятельности (под которой понимается, например, и распространение фотографий далай-ламы).

За 50 лет средняя продолжительность жизни тибетцев выросла почти вдвое — с 36 до 67 лет, а население приблизилось к 3 млн. чел. (тибетцам, как и другим нацменьшинствам, разрешено иметь не одного, а трех детей, причем наказания за рождение четвертого носят нерегулярный характер и различаются по районам; обычно это не штраф, как у ханьцев, а лишение «лишних» детей государственной помощи или отдельных ее видов). При этом китайцев в середине 2000-х годов было около 90 тыс. (менее 3 %): в основном это специалисты, причем большинство и по сей день не рискует жить в условиях высокогорья более 2 лет. Правда, с началом функционирования железной дороги этнический баланс начал меняться.

Более 90 % детей ходят в школу, причем учатся на родном языке; работает 4 вуза, включая университет.

Китайское государство оплачивает 70 % стоимости дома, который его граждане (вне учета национальности) строят для себя в Тибете. Правда, на каждом жилом доме должен развеваться государственный флаг, — и во время своей поездки по Тибету один из авторов книги видел не только замазанные сепаратистские лозунги вдоль современной автострады, но и то, что по мере удаления от Лхасы эти флаги становились все старее и все более выцветшими; в ряде же дальних деревень они выглядели так, будто их специально обмакивали в грязь, а кое-где отсутствовали и вовсе.

Тем не менее, экономический потенциал Тибета вырос за полвека впятеро, в том числе сельхозпроизводство — втрое (сбор зерновых достиг 700 тыс. т в год, поголовье скота приблизилось к 25 млн.).

Внутренние культурные разрывы, связанные с этническими и региональными различиями, по мере уверенного экономического и технологического роста Китая были дополнены и усилены разрывами, связанными с распространением в китайском обществе современной западной (особенно молодежной) культуры (включая многие субкультуры), а также информационных технологий.

Вовлеченность заметной части населения в деятельность глобального бизнеса (пусть даже и безупречно китайского по происхождению и корпоративным ценностям) привело к широкому распространению либеральных мировоззрения и идеологии.

Разумеется, характеризующая современных либералов убежденность в том, что государство должно служить прежде всего глобальному бизнесу, а отнюдь не собственному народу, сдерживается традиционным китайским патриотизмом (включая его националистическую составляющую).

Однако экономические успехи, практически неуклонно продолжающиеся на протяжении жизни почти полутора поколений,[201] способствовали довольно широкому распространению в Китае крайне наивной формы либерализма (погибшей в России в зародыше именно из-за наглядных социально-экономических провалов), согласно представлениям носителей которой бизнес в своем свободном развитии значительно лучше справляется с удовлетворением потребностей общества, чем громоздкое, коррумпированное и забюрокраченное государство.

Дополнительным фактором, создающим внутренние культурные разрывы в китайском обществе и все менее позволяющим рассматривать его как некую целостность, представляется стремительное распространение информационных технологий.

Постоянное взаимодействие с компьютерной логикой (усугубившееся с середины «нулевых» годов возможностью практически полностью жить в социальных сетях), как правило, весьма существенно трансформирует человеческую личность. Многочисленные жалобы пользователей и менеджеров компаний на «вывихнутые мозги» (не говоря о «пофигизме и безответственности») программистов, системных администраторов, веб-дизайнеров и других специалистов информационно-компьютерной сферы всего лишь иллюстрируют глубину и однозначность этой трансформации.