Империя - [40]

Лавра нисколько не смутило поведение Геннадия Цереновича, и он, оставив ненужные формальности с этикетом, без приглашения расположился в уютном глубоком кресле напротив хозяйского стола. Мол, и мы, господин государственный чиновник, не лыком шиты. Тоже умеем марку держать в случае необходимости. Поведение Федора Павловича было направлено на то, чтобы снобизм собеседника немного поугас. Вроде тот домой уходить собирался и демонстрировал свое нежелание задерживаться на рабочем посту, а мы этого будто бы не заметили. У нас времени навалом. Торопиться некуда. Так что извольте выслушать, Геннадий Церенович.

— Не думаю, — спокойно ответил Лавр, забрасывая ногу на ногу. — Знаю — плохая.

— И я знаю про вас, Федор Павлович. — Кекшиев не нашел лучшего выхода, как перейти в вынужденную контратаку и ударить противника по уязвимому месту. При этом заместитель председателя комиссии продолжал миролюбиво улыбаться, но взгляд его восточных глаз сделался колючим.

— Что же?

— Да все знаю. — Кекшиев загадочно прищурился.

Но и это заявление не смогло выбить Лаврикова из седла. Он продолжал оставаться бесстрастным и уверенным в себе человеком. В голосе и движениях бывшего криминального авторитета сквозила нескрываемая ленца и эдакая вальяжность.

— А я про себя — нет, — с печалью в голосе вымолвил Федор Павлович. — Далеко не все. Как указывал один бандитствующий поэт, «я знаю все, но только не себя».

— Фамилия бандитствующего поэта? — живо поинтересовался Кекшиев.

К этому моменту он уже завершил свои сборы и, оставив портфель в покое, уперся кулаками в столешницу, чуть наклонившись вперед. Ни дать ни взять бывший чекист едва ли не из самого ближайшего окружения Железного Феликса. Вот только комплекция подкачала. Ну да это возрастное, наверное. В молодости господин Кекшиев, без сомнения, мог и самому Дзержинскому фору дать по части телосложения. Нынче, как известно, времена другие. Не такой голодный век, как прежде.

— Франсуа Вийон, — любезно продемонстрировал Лавр свои литературные познания.

— Это, наверно, по линии Интерпола. — Геннадий Церенович продолжал иронизировать по поводу и без повода.

— Скорее всего, — не стал вступать с ним в дискуссию по этому вопросу Лавриков и вернулся к прерванной теме разговора: — И выходит, комиссия ваша каждого доизбранного депутата под микроскопом изучает?

— Нет, — опротестовал это ошибочное мнение Кекшиев. — По своей былой работе досье листал. В Генеральной прокуратуре. — Кекшиев распрямился. — Хотите рюмашку коньяку?

Хозяин кабинета отошел назад и раскрыл створки встроенного в стену бара. Лавр невольно отметил, что в наличии имеется самый настоящий арсенал всевозможных горячительных напитков. Не в каждом баре или ночном клубе найдется такой ассортимент, как здесь, в личных запасах уважаемого Геннадия Цереновича. Мысленно Федор Павлович отметил и тот факт, что не совсем ошибся в своих прогнозах насчет биографии собеседника. Пусть чекистом он и не был никогда, но Генпрокуратура — это тоже огромный и достойный показатель. Выбранная профессия во многом определяет сущность человека, хотим мы того или нет.

— Спасибо. — Лавриков отрицательно покачал головой, заметив, что вместе с пузатой бутылкой дорогого коньяка, наверняка настоящего, Кекшиев достает и две миниатюрные рюмочки. — Не пью с прокурорскими… И к сожалению, ни разу там не бывал.

Удар был, что называется, не в бровь, а в глаз. Мало кто не знает, что одним из неписаных воровских законов является железное правило: никогда и ни при каких обстоятельствах не пить за одним столом с ментами. Нарушение этого устава уже само по себе считается западлом для тех, кто его нарушил, и, что самое главное, влечет за собой неминуемое наказание. И Лавр дал понять своему собеседнику, что, кем бы они ни являлись в настоящий момент, каждый из них все равно остается тем, кем был прежде. Правда, заместитель председателя комиссии постарался не подать виду, не показать, что Лавр успешно поддел его, однако рука с бутылкой предательски дрогнула. Слегка, но заметно.

— Не зарекайтесь, — прищурился Кекшиев, возвращая одну из рюмок обратно в бар, а вторую выставляя вместе с коньяком на свой рабочий стол. — Вдруг да придется побывать.

— Обязательно, господин Кекшиев. — Лавриков намеренно выводил собеседника из себя. — И в Минюсте, и в прокуратуре. Дело того требует, проект изменения процессуального кодекса в части содержания под стражей несовершеннолетних. Прикрыть бы надо эти уголовные университеты, Геннадий Церенович. Жалко дурачков неприкаянных.

Мужчина с восточной внешностью аккуратно набулькал любимого напитка в маленькую рюмку, а затем вернул на прежнее место в баре и пузатую бутылку. Садиться за стол не стал. Поднял хрупкую тару до уровня подбородка и резко опрокинул содержимое в рот. Не скривился, не поморщился, и в голову ему даже не пришла безумная идея закусывать коньяк, как и требовали того законы распития этого благородного напитка. Выпивать Геннадий Церенович, судя по всему, умел. И выпивать грамотно. Рюмочка плавно вернулась на гладкую столешницу, а взгляд заместителя председателя устремился на сидящего в кресле Лавра.