Империя - [39]

— Сноровка ко второму, а то и к третьему сроку приходит, уж поверьте, — со знанием дела заявила она. — Как на зоне.

— Что ты говоришь? — Федор Павлович не поверил собственным ушам.

— Точно. У меня дружок был, — доверительно сообщила уборщица, проникнувшись искренней симпатией к собеседнику. — Первая отсидка — кошмар. Второй раз спокойно пошел. И сейчас прямо ждет не дождется третьей ходки… А вы тут без году неделя. Вот и торчите. Ничего, скоро надоест. В пять часов будете — фьють — и на ранчо укатили… Я позднее тогда приберусь, — завершила она свою жизненную тираду и, покинув кабинет Лаврикова, прикрыла за собой дверь.

Федор Павлович криво усмехнулся. Затем неспешно снял с переносицы очки, дыхнул на них и протер стекла замшевой тряпицей. Вернул ставший в последнее время неизменным атрибут на прежнее место. Он решительно пододвинул к себе сброшюрованную распечатку страниц на пятнадцать. На титуле отчетливо бросилась в глаза резолюция, написанная от руки неразборчивым почерком.

— Чего? — Лавр склонился вперед всем корпусом и внимательно вгляделся в каракули. — «Категорически против. Вы… носить на комиссию нет смысла… Зам…» А подпись-то! — презрительно фыркнул Федор Павлович. — Подпись — как у директора казначейства на банкноте в миллион. Вот дятел!

Новое неприятное открытие вносило существенные коррективы в нынешнюю деятельность Лавра. Нужно было срочно предпринимать спасательные действия. Рука депутата подхватила со стола телефонную трубку. Он набрал какой-то короткий номер и прислушался к ответным гудкам. Щелчок соединения не заставил себя ждать.

— Добрый вечер, справочная, — бодро и весело произнес Лавр. — Роднуля, ты не подскажешь, как заму позвонить комиссии по правовой реформе, или как там она называется? Кекшиеву, правильно… В телефонной книге больно циферки маленькие и много их. У меня диоптрий не хватает. — Он старательно записал все, что сообщила ему невидимая оппонентка. — Спасибо, красавица.

Лавриков лишь на мгновение опустил трубку на аппарат и тут же снова поднял ее. Сверяясь с запиской перед глазами, набрал интересующий его номер. На этот раз подождать пришлось немного дольше. Наверняка Кекшиев был еще на своем рабочем месте, но надеялся на то, что звонивший придет к прямо противоположному выводу и оставит слугу народа в покое. К сожалению, Лавр не относился к категории подобных людей. Он ждал до победного, и вызываемый абонент все же ответил.

— Геннадий Церенович? — на всякий случай уточнил Лавр, хотя и так прекрасно узнал собеседника по голосу. — Лавриков беспокоит. Я по поводу вашей высочайшей резолюции на проекте по несовершеннолетним… Зачем завтра? — выразил он явное непонимание, и прозвучало это вполне естественно. — Завтра, по-моему, выходные начинаются… Ничего, успеете. Мне три минуты надо. Нет, по телефону плохо. Разговаривать надо глядя в глаза, такая вот вредная у меня привычка. — Лавр замолчал, выслушивая ответ. На губах его играла злорадная усмешка. — Это на каком этаже? А то я пока плохо ориентируюсь в коридорах законодательной власти… Хорошо. — Он кивнул, но Кекшиев, естественно, не мог этого увидеть по телефону. — Я уже в пути.

Бывший вор в законе, верный своему слову, не обманул коллегу. Едва повесив трубку, он поднялся из-за стола и без лишних задержек покинул свой рабочий кабинет. Депутат Государственной думы уверенно двинулся по пустынным коридорам здания, которые напоминали в этот поздний час вымершее пространство заброшенного давным-давно города. Даже тусклое освещение холлов смахивало на зловещий лунный свет. Ко всему перечисленному очень органично добавлялись вопли и бульканье очередной тележертвы где-то за спиной Федора Павловича. Ему оставалось только громко вопросить в пустое пространство: «Есть кто-нибудь дома?»

Кабинет заместителя председателя комиссии Лавр отыскал минут за десять. Это очень быстро, учитывая тот факт, что рабочие апартаменты Кекшиева располагались на другом этаже. Федор Павлович перешагнул порог, разделявший большой кабинет с помпезной мебелью и так называемый «предбанник» для секретаря. Правда, сейчас последнего не было на боевом посту, и соответствующее кожаное кресло зияло черной пустотой.

Геннадий Церенович был на месте. Звонок Лаврикова застал его практически перед самым уходом, но, уважив просьбу коллеги, Кекшиев любезно дождался его. Вот только поведение его, как показалось Лавру, было уж слишком нарочитым. Заместитель председателя демонстративно засовывал в портфель какие-то бумажки и поглядывал при этом на визитера со снисходительной улыбкой.

Кекшиев был невысоким, упитанным мужчиной, что называется, в самом расцвете сил ибо, как нам известно из шведской сказки Астрид Линдгрен, этот расцвет бывает в любом возрасте. Было бы желание обладателя годов. Круглое лицо восточного типа с узкими глазами под тонкой линией бровей уже успело залосниться от жира, а две большие залысины на маленько голове решительно прокладывали себе законную тропу по направлению к затылку.

— Думаете, плохая резолюция? — саркастически обратился к Федору Павловичу хозяин кабинета, не прерывая процесса расфасовки документов в портфеле.