Империя - [41]

В переходе, соединявшем донжон со зданием, где располагались основные жилые помещения замка, Бульони встретил двух долговязых пажей, видевших канцлера на пути к «чёрному замку» — так называли здесь башню, расположенную чуть на отшибе, у южной стены. Юнцы были вдрызг пьяны, к тому же до смерти перетрусили перед его преосвященством, и поэтому от их внимания ускользнула бледность, на несколько мгновений покрывшая лицо епископа. Ужасная догадка поразила Бульони — если канцлер видел гостей, и эта встреча подтолкнула его… И маршал — они же были вместе. Тут уж не до тонких интриг. «Чёрный замок» — владения Великого — об этом отлично знают и тот, и другой. Если что-то вынюхали, что-то заподозрили… все планы могут рухнуть, Великий рассердится на епископа. И Бульони твёрдо решил: появится хоть тень подозрения — уничтожить, убить, отравить немедленно, он не остановится ни перед чем. Гнев короля — пустяк по сравнению с тайной, доверенной ему Великим. Нужно опередить врага любой ценой.

По тайному ходу епископ проник в «чёрную башню». Там, в одной из подземных келий нынешней ночью будет спрятано нечто, настолько секретное, что Бульони даже боялся допустить саму мысль, что о предстоящем могут проведать его враги. Епископ тщательно осмотрел келью. Коридор, проходивший у её стен, потолок, пол, дверь, замки. Слой пыли свидетельствовал о том, что до Бульони здесь давно никто не бывал, и епископ вздохнул свободнее. Он собирался возвращаться обычным путём, через двор замка, и ещё раз окинув запретное подземелье острым взглядом, зашагал по винтовой лестнице наверх, держа впереди себя свечу. Мрак башни всегда угнетающе действовал на епископа, ему казалось, будто эти камни, доставленные из владений Великого в Терра-Брок, вливают в душу ледяное дыхание. В то же время «чёрный замок» возбуждал воображение, Бульони казалось, его холодное величие заставит всё смертное склониться, разум, придумавший и воплотивший бездушную громаду, даже не мог быть человеческим. Сам епископ знал лишь малую часть сложнейшей сети переходов и комнат в толще камня под королевскими владениями. Эта сеть простиралась далеко за пределы замка, и, думая об этом, Бульони не мог устоять перед греховными мыслями. Он мечтал. Мечтал о невероятной власти, ожидающей его, о новых, неведомых землях, которыми будет владеть, о дворцах, что вознесут золотые купола и шпили башен к вящей славе повелителя стран и народов… Уж он-то покажет миру, что значит быть истинным государем! Что ему какие-то войны, ничтожные мятежи, оружие, неуклюжие войска?! Он, приблизившись к Великому, станет полубогом, а затем… кто знает, кто знает… как распорядится судьба?

…Тихий скрип вырвал епископа из власти химер. Вначале робкий, одинокий звук раздался где-то вверху, там, где должен быть вход в башню. Бульони вздрогнул, словно ему за шиворот упал слизняк. Лицо перекосилось в испуге, но уже через мгновение обрело выражение сосредоточенности и злобы. Сообразив, что случай сам ведёт к нему жертву, епископ почти ликовал: «Ага, жирная свинья, ты вообразил себя лисой, выслеживающей добычу, и сам сейчас очутишься в ловушке! Посмотрим-посмотрим, как ты думаешь превзойти меня в ловкости, и что ты будешь делать!.. Впрочем, — осадил себя Бульони. — Не верю, чтобы этот простак шёл сюда с каким-нибудь планом. Им движет всего лишь любопытство, тупое щенячье любопытство. Ну и ладно, поставим сейчас тебе капкан, и решим — дать тебе порезвиться ещё немного, или же нафаршировать твоими мозгами пирог к завтраку короля!»

С такими мыслями епископ медленно отступил в тёмный провал — нишу в стене — погасив свечу. И сразу же страх проник в самое его сердце, и с каждой секундой становился непереносимей. Выпучив глаза, епископ жадно глотал тяжёлый воздух, как будто насыщенный всеми муками и кошмарными видениями сгинувших в безвестности узников башни. Бульони, вопреки рассудку, был готов уже закричать, чтобы хоть каким-то образом разорвать власть ужаса, зажечь огонь…

Шаги приблизились. Из-за поворота показался мерцающий, мутный свет коптящего факела, и за ним — освещённое лицо человека. Видны были только нос, подбородок и лоб, под которым чернели впадины глаз. Очертания искажались, то прячась во мраке, то проступая яснее, из-за этой игры света и тьмы лицо канцлера было почти неузнаваемым. Лорд Оурбан боролся со страхом, уступая любопытству, двигался осторожно, словно охотник через трясину. Иногда он замирал, прислушиваясь. Из его приоткрытого рта вырывалось влажное сипение, пот капал с складок щёк.

Миновав нишу в стене, канцлер ощутил лёгкое прикосновение к плечу. Нервы не выдержали, воображение дало последний толчок, свет факела перед глазами поплыл — вначале медленно, потом с вызывающей дурноту быстротой, ушли куда-то стены, потолок, пол. Откуда-то выскочили черти с пылающими рожами, закружились в бешеном вихре, а голос, показавшийся Оурбану голосом дьявола, тысячью медных щитов гремел в ушах.

Невероятным усилием канцлер переборол слабость, прислонившись к стене и цепляясь ногтями за выступы в камне, чтобы не сползти вниз.

— Что это так напугало вас, ваша светлость?