Империя пера Екатерины II: литература как политика - [2]
Показательно, как Екатерина сознательно наполняет свои сочинения географическими отсылками, помечает «нераспаханную» страну культурно-литературными бороздами, очерчивает совершенно новую территорию «свободоязычия» (глава 3). По мановению литературного пера она создает цивилизованный ландшафт империи – воображаемый, ментальный, мало соотносящийся с реальным пространством и временем. Ее первое сочинение – совместный перевод философско-политического романа «Велизарий» Ж. – Ф. Мармонтеля, где она в числе двенадцати участников путешествия по Волге 1767 года перевела важнейшую – девятую – главу. Издание, вышедшее в 1768 году, имело значимую «топографическую» приписку к названию – «Велизер, сочинения Господина Мармонтеля, члена Французской Академии, переведен на Волге».
Комедии 1772 года также содержали немаловажное дополнение к названиям – «сочинены в Ярославле». Добавляя русские географические названия к своим литературным опытам, Екатерина стремилась переформатировать русское пространство, сделать его частью европейской цивилизации. С легкой руки императрицы-писательницы Сибирь – фокус ее полемической книги «Антидот» – сделалась актуальной темой обсуждений и переосмыслений, а комедия «Шаман Сибирский», сочиненная в 1786 году, метила в новомодное европейское увлечение «магнетизмом», масонством и целительством. Сибирский шаманизм в конце 1780-х годов воспринимался уже не как экзотическое явление варварского русского обихода, описанного аббатом Шаппом, а представлялся (в том числе и на сцене европейских театров) сатирической аллегорией модных европейских салонов. Сибирь с ее шаманами как бы переносилась в Европу (глава 4), а Россия в лице изображенной Г. Р. Державиным «Минервы среди тронов» (ода «На Счастие») оказывалась единственной и чуть ли не последней защитницей разума в современном «коловратном» мире конца эпохи Просвещения (глава 6).
Вольтер тонко подметил эту совершаемую императрицей ментально-географическую революцию, когда запрашивал у Екатерины перевод ее собственной пьесы: «Я просил у Вашего Величества прежде кедров из Сибири, теперь я осмеливаюсь просить комедию из Петербурга»[6]. Швейцарский философ, писатель и врач И. Г. Циммерман подытоживал эти культурно-политические перенесения, когда писал Екатерине: «Теперь с берегов Невы к нам идет Просвещение»[7].
Вместе с переформатированием ментального географического пространства происходило и завоевание исторического прошлого. Исторические хроники Екатерины, в первую очередь «Начальное управление Олега», «возвращали» связь России с «колыбелью человечества» Грецией, а вместе с ней – с Византией и Римом. В декорациях поставленного в 1790 году спектакля, запечатленного и в иллюстрациях А. Н. Оленина к роскошному изданию трагедии, просматривалась римская стилистика. Весь этот национальный греко-римский проект, развивавшийся параллельно с реальным присоединением Крыма-Тавриды, должен был подчеркнуть не только успехи русской завоевательной политики, но и изначальную принадлежность Руси – России к византийско-римскому цивилизационному наследию (глава 5). Если политика Екатерины имела своей стратегической целью перенесение имперского могущества в Россию, своего рода translatio imperii, то литературно-культурные свершения императрицы должны были служить translatio studii, то есть перенесению культурной парадигмы, знаний, цивилизации на русскую почву. Анализу этих парадигм – той империи пера, которую создала Екатерина II, – и будет посвящена наша книга.
Глава первая
Ландшафт империи: «Антидот» против «Путешествия в Сибирь», или Границы европейской цивилизации
Русские, еще в начале нашего века пребывавшие замкнуто в границах своего государства, не имели никаких сношений с цивилизованной Европой, и мало кому даже ведомо было, что там, на выстуженных просторах, живет народ невежественный и грубый. Нынешнее влияние России на политику Европы делает очевидной ту пользу, каковую извлечь можно из знакомства с оным народом и страной, им заселенной.
Жан Шапп д’Отерош. Путешествие в Сибирь. 1768
Я люблю еще нераспаханныя страны. Поверьте, они суть наилучшия. Я тысячу раз говорила вам, что я годна только для России.
Екатерина II барону Гримму. 17 ноября 1777
Книга «Антидот», атрибутированная ряду лиц, в первую очередь Екатерине II, написанная по-французски и выпущенная впервые в 1770 году, без указания автора и места издания, уже неоднократно становилась объектом самых серьезных исследований
Книга В. Проскуриной опровергает расхожие представления о том, что в России второй половины XVIII века обращение к образам и сюжетам классической древности только затемняло содержание культурной и политической реальности, было формальной данью запоздалому классицизму. Автор исследует, как древние мифы переосмыслялись и использовались в эпоху Екатерины II для утверждения и укрепления Империи и ее идеологии.
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга французского исследователя посвящена взаимоотношениям человека и собаки. По мнению автора, собака — животное уникальное, ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о человеке, нежели научные изыскания в области дисциплин сугубо гуманитарных. Автор проблематизирует целый ряд вопросов, ответы на которые привычно кажутся само собой разумеющимися: особенности эволюционного происхождения вида, стратегии одомашнивания и/или самостоятельная адаптация собаки к условиям жизни в одной нише с человеком и т. д.
Для русской интеллектуальной истории «Философические письма» Петра Чаадаева и сама фигура автора имеют первостепенное значение. Официально объявленный умалишенным за свои идеи, Чаадаев пользуется репутацией одного из самых известных и востребованных отечественных философов, которого исследователи то объявляют отцом-основателем западничества с его критическим взглядом на настоящее и будущее России, то прочат славу пророка славянофильства с его верой в грядущее величие страны. Но что если взглянуть на эти тексты и самого Чаадаева иначе? Глубоко погружаясь в интеллектуальную жизнь 1830-х годов, М.
В своем последнем бестселлере Норберт Элиас на глазах завороженных читателей превращает фундаментальную науку в высокое искусство. Классик немецкой социологии изображает Моцарта не только музыкальным гением, но и человеком, вовлеченным в социальное взаимодействие в эпоху драматических перемен, причем человеком отнюдь не самым успешным. Элиас приземляет расхожие представления о творческом таланте Моцарта и показывает его с неожиданной стороны — как композитора, стремившегося контролировать свои страсти и занять достойное место в профессиональной иерархии.
Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.